Хуан требовал веры, которая держится исключительно учения Христа и Его Церкви и не ищет никакой опоры в сверхъестественных откровениях. Во время капитула в Лиссабоне многие даже очень серьезные отцы отправились посетить одну монахиню, о стигматах которой тогда много говорилось. Они сохранили маленькие частички платка с кровью от этих ран как реликвию. Хуан не придавал подобным вещам никакого значения и не пошел к ней. Когда позднее в Гранаде во время отдыха его спросили, видел ли он монахиню со стигматами, он ответил: «Я ее не видел и не хотел видеть, ибо я бы сильно расстроился по поводу своей веры, если бы благодаря видению подобных вещей она хоть немного возросла бы…». Его вера черпала «из ран Иисуса Христа больше, чем из всех тварных вещей» и не нуждалась ни в каких других стигматах.
Хуан хотел надежды, которая «неустанно направлена к Богу и не обращается ни к чему иному», и был убежден, что подобная душа «достигнет всего, на что надеется». Отец Хуан Евангелист свидетельствует, что за восемь или девять лет, которые он провел вместе со святым, он всегда видел, что тот жил одной надеждой, и она одна поддерживала его. Отец Хуан Евангелист имел возможность особенно убедиться в этом, когда был прокуратором[23] в Гранаде, в то время как Хуан был настоятелем. Однажды эконому не хватало необходимых для монастыря вещей, и он попросил разрешения выйти, чтобы достать их. Ему было сказано, что он должен доверять Богу и что у них ни в чем не будет нужды. Через какое-то время эконом вернулся и стал настаивать, что уже поздно и у них есть больные, о которых ему необходимо позаботиться. Святой послал его в келью, чтобы испросить у Бога то, в чем тот нуждался. Он снова послушался, но через какое-то время опять поспешил к настоятелю и объяснил: «Отец, это означает искушать Бога, дайте мне ваше высочайшее разрешение выйти… уже слишком поздно». На этот раз он получил разрешение, но в следующей форме: «Иди, но ты увидишь, как Бог пристыдит тебя за недостаток веры и надежды». Действительно, все необходимое было принесено в дом, едва эконом собрался отправиться в путь. Подобное происходило и в других случаях.
О любви едва ли есть еще необходимость говорить: все учение святого – это учение любви, наставление, как душа может достичь ее, преобразиться в Бога, Который есть любовь. Все в конце концов приходит к любви, потому что мы будем судимы по любви.
И вся жизнь Хуана де ла Круса – это жизнь любви: глубокая связь с ближними в любви к Богу; самоотверженная преданная забота о больных; отеческая доброта по отношению к подчиненным; неутомимое терпение по отношению к духовным детям; уважение к душам; жгучая потребность освободить их для Бога; тонкая способность различать многообразие Божественного водительства, а потому очень чуткое приспособление к различным потребностям: так Хуан выводил послушников на открытый воздух, давал каждому возможность найти уединенное место себе по вкусу, чтобы там по Божественному вдохновению плакать, петь или молиться. Для врагов у него также никогда не было резкого слова. То, что они ему причиняли, было для него действием Бога. Об этом еще будет сказано. Все эти различные формы любви к ближнему коренятся в Божественной любви и в любви к Распятому. Мы все время видели, что любовь для святого по своей сути заключается «в упражнении в совершенном отказе и страданиях за Любимого». Уже было многообразно показано и далее будет еще более наглядно, как он воплощал это в своей жизни.
Соответствие учения и жизни должно быть показано еще на одном важном примере: Хуан все время подчеркивал в своих писаниях, что необходимо отказаться не только от всех естественных познаний и наслаждений, но и от сверхъестественных знаков благорасположения Бога – видений, откровений, утешений и тому подобного, – чтобы, оставив все постигаемое, в темной вере отправиться навстречу непостижимому Богу. Свидетельства очевидцев различного времени указывают на то, что святой был осыпаем сверхъестественными знаками благодати. Но они также говорят о том, что Хуан всеми силами старался защищаться от этого. Когда в Сеговии он проходил по дому, часто даже во время разговора, он незаметно стучал кулаком по стене, чтобы защититься от экстаза и не потерять нить разговора.
