Наука быть живым: Диалоги между терапевтом и пациентами в гуманистической терапии - страница 10

Органом моего внутреннего осознания является не глаз, позво­ляющий мне заглядывать внутрь себя, и не ухо, которым я при­слушиваюсь к своему внутреннему опыту. Скорее, это все мое бытие, паттерн или гештальт, заключающий в себе смысл того, кто я есть. Однако будет полезно говорить о внутреннем осозна­нии всего моего бытия, как если бы для этого существовал опре­деленный орган чувства. Таким образом, я надеюсь силой вернуть обратно то утраченное, от отсутствия чего мы так страдаем.

Это экзистенциальное чувство, насколько о нем можно судить, обеспечивает меня непосредственным восприятием — как и другие чувства. Данный пункт обычно понимается неправильно. Глаза говорят мне, что передо мной — страница текста, а не белый пря­моугольник с черными значками на нем, из чего я должен заклю­чать, что это страница со словами, предложениями и значения­ми. Точно так же, когда внутреннее чувство функционирует естественно, оно дает мне непосредственное осознание. Оно го­ворит мне: "Мне не понравился разговор с Гретой", а не сообща­ет сырые данные, из которых я должен выводить умозаключения, например: "Я заметил, что испытываю физическое беспокойство... следовательно, мне наскучил этот разговор". Но многие из нас могут лишь наблюдать за собой таким отчужденным и косвенным образом, и поэтому мы должны размышлять о причинах нашего беспокойства.

Внутреннее чувство открыто немыслимому множеству сигна­лов — внешним ощущениям, памяти, предвидению будущего, фантазии, намерениям и всем остальным формам внутренней жиз­ни. Мы умеем пользоваться им, когда полностью сосредоточива­ем внимание на том потоке, которым является наше бытие в на­стоящий момент. В отличие от внешнего зрения, которое мы должны сфокусировать, чтобы улучшить его работу, внутреннее чувство работает лучше всего, когда мы ненапряженно открыты всему, что происходит само собой. Функционально внутреннее осознание похоже на процесс слушания. По этой причине иногда я думаю о внутреннем чувстве как о слышащем глазе — оно объе­диняет внутреннее зрение и внутренний слух. Это определение можно считать подходящим, поскольку оно предполагает более широкую сущность, нежели любой из существующих органов чувств. Я имею в виду, что слушающий глаз означает слушающее Я[4] Именно Я слушаю, Я и есть сам процесс слушания, и имп­лицитно именно Я являюсь также тем, к чему прислушиваются.

Когда рассуждаешь о таких вещах, вся штука в том, чтобы по­вернуться внутрь самого себя. Необходимо рассматривать эти по­ложения, основываясь на непосредственном внутреннем опыте (а не пытаться анализировать каждую идею, пользуясь обычными внешними понятиями). Иными словами, эта идея слушающего Я, или внутреннего чувства, которое обеспечивает осознание внутрен­него опыта, может показаться странной, если мы судим с внеш­ней точки зрения и привыкли рассуждать о людях категорично. Точно так же, когда мы пытаемся судить о самих себе в этой внеш­ней манере, рассматривая "себя" и "свое Я" как объекты, то мы вряд ли различим это внутреннее чувство. Но когда мы, напро­тив, повторно переживаем внутри себя чувство внутреннего осоз­нания в тот момент, когда мы целиком захвачены какой-либо де­ятельностью, то понятие об этом внутреннем чувстве кажется нам знакомым.

Самое простое заключается в том, что Я являюсь центром сво­ей жизни. Слово "Я" мы используем для обозначения того, что является нашим уникальным опытом, уникальным в том смысле, что Я относится не к объекту, который можно увидеть, а к само­му процессу восприятия объектов. Точно так же, как мой глаз не может увидеть сам себя, точно так же и мое Я не может увидеть себя, не может стать объектом для самого себя. Это само видение, подлинный процесс осознания.

Если я хочу переживать свою жизнь во всей полноте, я должен переживать ее в ее центре — мне необходимо чувствовать свое "Я". Вот что такое внутреннее осознание. Это переживание своего Я.

Я переживаю свое Я, когда точно знаю, что хочу чего-нибудь и хочу этого, потому что Я этого хочу, а не потому, что кто-то или что-то говорит мне, что я должен этого хотеть, или что большин­ство людей хотят этого, или что четыре из пяти авторитетных ме­диков рекомендуют это. Мое сознание, что я хочу, непосредствен­но, бесспорно и беспричинно. (Конечно, я могу оглянуться назад и найти причины или задавать вопросы и так далее, но это совсем не то, что просто хотеть.)