Ученый и архитектор отправились закладывать кульки с отравленной приманкой на разобранный край подвески. Я доедал булку. Витя убирал тарелки и образовывался:
– А крысиный король? Это доминирующий самец?
– Не, это сросшиеся хвостами крысы, клубок. Самое большее отмечено двадцать семь.
– Как же они срастаются?
– В гнезде. Новорожденные сплетаются хвостами. Хвосты нежные, хрящевидные, легко поранить. Гной, кровь, грязь. Чесотка. И срастаются. Я сам не видал. Только американцы смогли один раз на полигоне наблюдать, но у них в сцепке разновозрастные крысы оказались. Так что черт его знает. Король дохнет в норе. Мы падаль собираем на поверхности – не видели.
– А он что ест?
– Стая кормит. Крыса вообще не делает запасов. Прижмет, жрут отцов, экскременты, детей. А короля кормят. Оттого и басни, будто в середине клубка сидит большая крысюга – король, а вокруг – его колесница. На самом деле срослись хвостами в грязи. Тянутся кто куда, а – ни с места. А соседи кормят… Так поводишься с нами и засосет. В Москву поедешь. Кремль посмотришь.
Ганди начинал с хрящей подгрызать куриные кости – привык. «Ты – хорошо, и она ласкается. Ты нахмурился – она оскалилась», – учил меня кандидат наук Тощилин, высекший пасюков в Кстово Горьковской области, пересиливший славу волгоградского уничтожения шестидесятых годов. Жив ли еще?
– И нет другого крысиного короля?
– Еще бы, твои земляки! Корпорация! Посулили очистить район за ночь. А ваши князья слюни распустили. У меня пока времени нет, я еще прищучу ваших придурков.
– Вы думаете, они не смогут? Невозможно?
– Разные вещи. Конечно, врут. А насчет невозможного – почему? В убийстве крыс важнее всего не время. Меня ваше время не касается. Размах истребления зависит только от смелости углубиться в живое. Есть такая формула, вывели наши классики – Дэвис и Христиан: уничтожение достигается снижением возможностей окружающей среды. Это значит: вот Светлояр, бывший Ягода. Хочешь положить городских крыс? Снижай возможности города. Можно отравить одного. Можно всю парцеллу. Можно мерус [14] . Или замахнуться под ноль. Зависит только от смелости. На сколько хватит руки?
Витя остановился и уточнил:
– То есть убить?
– Углубиться в живое. Это серьезнее. Надо понять, что город – это вот все. И прошлое, и ты тоже. Закапываешь и себя. Уверен, у ваших придурков слабый замах. Пойду гулять.
Он упрямился.
– Есть какой-то другой крысиный король.
Ага. Деревня! Поселок городского типа.
К воротам пятился по свежему асфальту каток, чадила печь смоляная. Работяги оперлись на грабарки, заметив меня, сховали бутылку за фонарный столб.
Вкруг площади со скуки сдыхало оцепление в парадных ремнях, научая овчарок ложиться-вставать, я сунулся наискось площади, имея в виду бульварную тень, ведущую к банку.
Средь площади на деревянном ящике виднелся чин в фуражке и дул на пробу в мегафон, под ним табунилась толпа. К ней на соединение отрешенно брел осанистый священник в черной шапке ведром и с круглой блямбой на цепи под седой бородой. Почтительно отдалясь, семенили следом румяные служки в накидках золото-голубых – несли икону, кадило, крест, хоругвь.
– Готовность один! – через мегафон. – Затуши сигарету! Кто там на пол плюет? Свиридов, гости – кто гости?
– Товарищ лейтенант, това… – подкатился смахивающий на борца легкой категории круглый прапорщик с потными бровями. – Семь секунд. Я прошу. – Подтащил, ухватив влажной ладонью запястье. – Вот гость, товарищ полковник. Размер похож.
Гарнизонный командир Гонтарь осмотрел меня с ящика.
– Та сойдеть. Для сельской местности. – Разгладил бумагу, взлезший на ящик капитан держал обеими руками мегафон у его рта. – Готовность ноль. Товарищи, сводная репетиция. Напоминаю: неразглашение, ответственность. Задача: закрепить кто за кем. Довести общий вид. Ну шо, на исходные. Прогоним, и шабаш. Свиридов, кто гость-два?
Народ пошевелился, став рядами. У подножия ящика очистилась надпись мелом «Ковровая дорожка».