— Пожалуйста, спрашивайте! Что именно хотели бы вы знать?
— Когда познакомились вы с вашей невестой?
— Около года тому назад! Она тогда играла в театре здешнего лицея, где я бывал очень часто. Я сразу обратил внимание на нее, попытался познакомиться и понравиться ей. Один знакомый артист представил меня ей!
— В первое время она не принимала ваших ухаживаний?
— Конечно, так как принимала меня за одного из тех ухаживателей, которые ищут знакомства с артисткой, чтобы вступить с ней в связь, но не с тем, чтобы жениться. Но я скоро убедил ее в своих честных намерениях, и она поверила моей искренности!
— Неужели? Это меня удивляет!
— Почему, мистер Пинкертон? Разве вы знаете Элизу Легри!
— Немного знаю! Правда, дурного я о ней ничего не слыхал, но по выражению ее лица и всему ее поведению я считаю ее прежде всего практичной женщиной, стремящейся к тому, чтобы обеспечить себя выходом замуж, и для которой любовь — вопрос второстепенный.
Если бы эти слова произнес кто-нибудь другой, а не Нат Пинкертон, Галей, наверное, пришел бы в сильное негодование и потребовал бы объяснений. В данном же случае Галей не посмел сделать этого, зная, что Пинкертон большой знаток людей, и сознавая в глубине сердца, что, в сущности, он ведь мало знал свою невесту.
— Много ли вы в то время делали подарков вашей невесте? — спросил сыщик.
— Да, я осыпал ее цветами, драгоценными вещами и тому подобными подарками!
— Вы богаты, мистер Галей?
— Да, у меня есть довольно крупное состояние!
— Быть может, мисс Легри только потому и собиралась выйти за вас замуж. Но я не хочу огорчать вас. Поговорим о дальнейшем. Вы уже сказали мне, что ваша невеста полгода тому назад уехала в Новый Орлеан.
— Да. Еще до нашей помолвки она заключила контракт с директором театра «Виктория», и он ни под каким видом не хотел освободить ее от этого обстоятельства!
— Сами ли вы переписывались с этим директором, прося его об уничтожении договора с уплатой неустойки?
— Нет. Моя невеста просила меня не делать этого.
— Но ведь вам, вероятно, было желательно, чтобы ваша невеста после помолвки не выступала больше на сцене?
— Конечно! Но Элиза не поддавалась моим просьбам и заявила, что не может столь быстро расстаться с дорогим ей искусством, что это причинит ей огромное горе. Я и не стал сопротивляться ее гастролям в Новом Орлеане, тем более, что они должны были состояться вдали отсюда. Должен сознаться, мне было ужасно тяжело отпускать ее одну в та-кой далекий путь. Я хорошо знал, что мои дела, требующие в особенности в течение последнего полугодия моего личного присутствия в Нью-Йорке, не позволят мне уехать в Новый Орлеан, и потому пришлось отпустить ее одну. Я часто переписывался с ней и теперь, во время своей последней поездки; охотно вернулся бы в Нью-Йорк несколькими днями раньше, зная, что она уже должна быть здесь! Но дела задержали меня в пути!
— Когда именно вернулась сюда ваша невеста?
— Три дня тому назад!
— Где она живет?
— Она заняла опять свою прежнюю квартиру — две хорошенькие комнатки у вдовы Мартлинг на третьем этаже дома восемнадцать на Сорок четвертой улице.
Нат Пинкертон встал и произнес:
— Мы с вами теперь же поедем к ней. Предоставьте мне говорить с ней: я сразу узнаю, действительно ли ваша невеста вчера вечером была в Мидльтоне или нет.
Сыщик взял пальто и шляпу и вместе с Джорджем Галеем по подземной железной дороге поехал на Сорок четвертую улицу.
Прибыв с Натом Пинкертоном к дому восемнадцать на Сорок четвертой улице, Джордж Галей позвонил.
Им открыла квартирная хозяйка, миссис Мартлинг, и при виде мистера Галея воскликнула:
— А, это вы! Вот так сюрприз для мисс Легри! Она только что встала с постели. Я пойду посмотреть, может ли она вас принять.
Она пригласила посетителей в маленькую гостиную и вышла.
Минут через десять она вернулась и сказала:
— Мисс Легри просит пожаловать!
Посетители направились в гостиную артистки.
Элиза Легри вышла из другой комнаты и, радостно бросившись навстречу своему жениху, хотела его обнять, но при виде второго посетителя остановилась и воскликнула:
