«Есть и другие схожие черты, — думал он. — Наши занятия во многом схожи, в них, как в немногих других, нет классовых различий — ведь все люди болеют и инструменты тоже, а концертные рояли расстраиваются точно так же, как пианино в заштатных кабачках». Эдгар хотел бы знать, какое значение все это имело для доктора. Сам он рано понял, что есть существенная разница между тем, что в тебе, твоей профессии нуждаются и ощущением того, что здесь принят. Хотя он часто бывал в домах высшего общества, где владельцы дорогих инструментов заводили с ним салонные беседы о музыке, он никогда не чувствовал себя там желанным гостем. И это отчетливое понимание чуждости здесь рождало, напротив, причастность к другому кругу: он часто чувствовал себя на удивление своим среди плотников, кузнецов или грузчиков, с которыми ему часто приходилось общаться по роду своей деятельности. Он вспомнил, как рассказал Кэтрин об этом чувстве отчужденности к светскому обществу. Это случилось вскоре после свадьбы, когда они однажды утром гуляли по берегу Темзы. Кэтрин лишь рассмеялась и поцеловала его, ее щеки раскраснелись от морозца, губы были теплыми и влажными. Он помнил это почти так же хорошо, как и ее слова: «Честное слово, мне нет дела до того, к какому обществу тебе удобнее принадлежать, мне нужно только, чтобы ты принадлежал мне». Вообще Эдгар находил себе друзей по интересам, руководствуясь тем чувством, которое сейчас, на пароходе, идущем в Рангун, испытывал к доктору.
«Жаль, что доктор так ничего и не написал о самом рояле, — подумал он, — потому что именно он, герой всей этой авантюры, и его отсутствие во всех материалах — самое большое упущение». Эдгар продолжал думать о Кэрроле. «Кэррол заставил армейских чинов читать его труды по естественной истории, и было бы только честно, если бы их заставили прочесть еще и о рояле», — эта мысль понравилась ему. В творческом порыве, когда в груди росло ощущение общей с доктором миссии, он встал, достал чернильницу, перо и бумагу, зажег новую свечу от той, которая уже почти догорела, и начал писать.
«Господа!
Я пишу к вам с борта нашего парохода, направляющегося в Рангун. Уже четырнадцатый день длится наше путешествие, и в дороге для меня были большим развлечением красоты, открывающиеся перед нами, а также те материалы, очень информативные, которые предоставило мне ваше министерство. Однако я обратил внимание на то, что очень мало в них сказано, собственно, о цели моей миссии, а именно о самом рояле. Поэтому в целях исторических, а также для сведения служащих Военного министерства я почел необходимым собственноручно записать следующее. Прошу поделиться этими сведениями со всеми, с кем сочтете нужным. Господа, если вас заинтересует какая-либо дополнительная информация, я с большим удовольствием предоставлю ее вам.
История возникновения рояля „Эрард“
История возникновения рояля марки „Эрард“ вполне естественно может иметь два начала: начало, собственно, рождения фортепиано и история жизни ее создателя Себастьена Эрарда. Но первая длинна и замысловата, хоть и весьма любопытна. (Это слишком большое испытание для моего пера, ибо я настройщик, интересующийся историей, а не историк, интересующийся настройкой.) Достаточно сказать, что после изобретения фортепиано Кристофори в начале восемнадцатого века инструмент претерпел значительные модификации, рояли „Эрард“, как и все современные его собратья, зародились в русле этой славной традиции.
Себастьен Эрард родился в Германии, в Страсбурге, но в шестнадцать лет, в 1768 году, переехал в Париж, где пошел в ученики к мастеру по клавесинам. Не будет преувеличением сказать, что юноша оказался чрезвычайно талантлив и вскоре, закончив обучение, открыл собственную мастерскую. Прочие парижские мастера почувствовали угрозу своему бизнесу со стороны одаренного молодого человека и развернули против него целую кампанию, после того как он изобрел механический клавесин. Это был инструмент с многочисленными регистрами, с плектрами из перьев и воловьей кожи, и все это приводилось в действие изощренным педальным механизмом, о котором никто до сей поры не слыхивал. Но инструмент производил такое впечатление, что, невзирая на бойкот, герцогиня Виллеруа взяла юного Эрарда под свое покровительство. Эрард приступил к изготовлению фортепиано, и высокородные друзья герцогини покупали их у него. Этим он перешел дорогу импортерам, потому что его фортепиано составляли серьезную конкуренцию ввозимым из Англии инструментам. Была попытка совершить налет на его дом, но налетчики были остановлены никем иным, как гвардией Луи XVI. Эрард стал настолько популярен, что сам король выдал ему неограниченную лицензию на торговлю.
