Землю они впервые заметили утром, на третий день после выхода из Калькутты, когда на верхушке высокой башни из красного кирпича показался маяк. «Риф Альгада, — сказал пожилой шотландец, стоявший рядом с Эдгаром, своему приятелю. — Чертовски трудно здесь пройти. Настоящее кладбище для кораблей». Из карт Эдгар знал, что им осталось всего двадцать миль до мыса Негрэ и скоро они будут в Рангуне.
Меньше чем через час пароход миновал буйки, отмечавшие песчаные отмели в устье реки Рангун, которая с сотней других рек входила в дельту Иравади. Они прошли мимо нескольких судов, стоявших на якоре. Пожилой господин объяснил своим спутникам, что это торговые суда, пытающиеся уклониться от уплаты портовых сборов. Пароход повернул к северу, и песчаные дюны на берегу постепенно сменились низкими берегами, поросшими лесом. Фарватер стал глубже, но все равно оставался в ширину почти две мили, и если бы не массивные красные обелиски по обеим сторонам устья реки, Эдгар бы не догадался, что они уже вошли в реку.
Они плыли несколько часов вверх по течению. В низине, на плоских берегах, открывалась ничем особенно не примечательная страна, однако Эдгар ощущал внезапный прилив восторга, когда они проплывали мимо групп маленьких пагод с облупившимися белеными стенами. Выше по течению на берегу показались прилепившиеся к самой воде хибарки, возле которых играли дети. Река сузилась, и оба берега, песчаные, отороченные густой зеленью, стали видны лучше. Пароход двигался с черепашьей скоростью, обходя мели и петляя по резким изгибам русла. Наконец за одним из таких поворотов вдали показались другие суда. По палубе пробежало волнение, и несколько пассажиров направились к трапам, чтобы вернуться в каюты.
– Мы уже приплыли? — спросил у пожилого господина Эдгар.
– Да, почти. Взгляните туда, — господин поднял руку и указал на пагоду, венчающую дальний холм. — Это пагода Шведагон. Вы наверняка о ней слышали.
Эдгар кивнул. На самом деле он знал об этом храме еще до того, как получил это назначение, он читал о нем в журнальной статье, написанной женой рангунского судьи. Ее описание призвано показать все великолепие сооружения, состояло из одних прилагательных: сверкающая, золотая, роскошно украшенная. Эдгар пытался отыскать в статье хотя бы упоминание об органе или каком-либо его буддийском эквиваленте, ведь в таком значительном культовом сооружении должна же звучать музыка, предполагал он. Но еще раз просмотрев ее, он нашел лишь описания «искрящихся золотистых самоцветов» и «причудливых бирманских одежд», и статья ему быстро наскучила. До сегодняшнего дня, пока Эдгар не увидел пагоду собственными глазами, он считал, что совершенно забыл о ней. Издалека храм был похож на блестящую безделушку.
Пароход замедлил ход. Теперь среди зелени на берегу регулярно появлялись хижины. Эдгар застыл, пораженный, заметив подальше от берега слонов-носильщиков за работой: погонщики сидели у них на шеях, в то время как животные вытаскивали из воды гигантские бревна и складывали их. Он смотрел на них во все глаза, изумленный силой этих созданий, тем, как они выдергивали бревна из воды, будто те ничего не весили. Пароход приблизился к берегу, и Эдгар смог лучше разглядеть слонов: было видно, как по их шкурам стекают ручейки бурой воды, когда они с плеском выбираются на берег.
На реке появлялось все больше судов; двухпалубные пароходы, старые рыбацкие лодчонки, расписанные витиеватыми бирманскими письменами, крошечные гребные шлюпки и юркие ялики, казавшиеся хрупкими и с трудом выдерживающими одного человека. Были и другие незнакомые судна с причудливыми формами и оснасткой. Мимо них вдоль самого берега проплыл странный корабль с огромным парусом, хлопающим на ветру, над двумя парусами поменьше.
Совсем скоро они достигли пристани, на берегу показалось несколько правительственных зданий в европейском стиле, рядом с которыми можно было видеть основательные кирпичные постройки с гладкими колоннами.
Пароход подошел к крытой пристани, соединенной с берегом длинной складной платформой, на которой толпились носильщики в ожидании работы. Судно замедлило ход, машины завертелись в обратную сторону, чтобы затормозить. Один из матросов перебросил на пристань канат, где его подхватили и обмотали вокруг швартовных тумб. Носильщики, почти обнаженные, если не считать набедренных повязок, обмотанных вокруг талии и пропущенных между ног, засуетились, спуская с пристани трап.
