Все молчали. Нок Лек греб впереди, напевая тихую песенку. Один из братьев сидел на сундуке на корме плота с веслом в руке. Худощавое тело его напряглось, борьба с течением была нелегкой. Второй стоял на носу, глядя вдаль. Эдгар, расположившись на середине плота, смотрел на проплывающий мимо берег. Он весь был охвачен ощущением движения, ему казалось, что он плавно спускается вниз, как и все те ручейки, которые катились с холмов и бежали, чтобы соединиться с водами Салуина. Плот провисал под тяжестью, и иногда вода захлестывала бревна и касалась ног Эдгара. Солнечный свет вспыхивал на волнах, и весь плот покрывало тонким мерцанием. Иногда казалось, что он сам, и рояль, и юноши стоят прямо в реке.
Они плыли, и Эдгар наблюдал, как птицы ныряют и взмывают вверх, продолжая лететь впереди них. Сейчас ему хотелось, чтобы доктор был рядом, чтобы он также видел этих птиц и прибавил бы их к своей коллекции наблюдений. Эдгар пытался представить себе, что доктор сейчас делает, как в форте готовятся к нападению, будет ли он тоже сражаться с оружием в руках. Наверняка Кэррол, уходя от реки, увидел среди цветов Кхин Мио. Эдгар задумался о том, насколько должны быть известны доктору его отношения с ней, и что она сама расскажет ему. С тех пор, как он касался губами ее теплой шеи, прошло не больше двенадцати часов.
От Кхин Мио его воспоминания обратились к старому настройщику, у которого он когда-то учился, тот всегда по окончании работы доставал из деревянного бара бутылочку вина. «Как давно я об этом не вспоминал», — подумал он, и сам удивился, откуда взялось это воспоминание, и почему оно пришло именно сейчас. Он вспомнил кабинет, где постигал науку настройки, и те прохладные дни, когда старика посещало поэтическое настроение и он начинал рассуждать о значении настройщика. Эдгар слушал его, забавляясь в душе: молодому начинающему настройщику слова учителя казались чересчур сентиментальными. «А почему ты решил заняться настройкой фортепиано?» — спрашивал старик. «Потому что у меня хорошие руки и я люблю музыку», — отвечал юноша, и учитель смеялся: «Так дело в этом?» — «А в чем же еще?» — удивлялся Эдгар. «В чем еще?» — учитель поднимал бокал и улыбался. «Знаешь ли ты, спрашивал он, что в каждом инструменте скрыта своя песня?» Юноша качал головой. «Может быть, это всего лишь старческие бредни, но, видишь ли, движения пальцев исполнителя — всего лишь механическое действие, обусловленное простым устройством из нескольких самых обыкновенных мышц и связок, подчиненных всего лишь малому количеству простых правил темпа и ритма. Мы должны настраивать рояль, чтобы нечто столь земное, как мышцы, связки, а также клавиши, проволока и дерево, могло стать песней». «А что за песня прячется в этом старом инструменте?» — спрашивал Эдгар, показывая на пыльное пианино. «Песня, — говорил мастер, — у нее нет названия. Это просто песня». И юноша смеялся, потому что никогда не слышал песню без названия, а старик смеялся тоже, потому что был пьян и счастлив.
Клавиши и молоточки рояля дрожали от толчков во время движения по реке, и в этом тихом звоне, исходящем от них, Эдгару снова чудилась песня без названия. Это была песня, состоящая из одних нот, но лишенная мелодии, песня повторяющаяся, потому что каждый отзвук — пульсация первой ноты, песня, исходящая из самого инструмента, ведь здесь нет другого музыканта, кроме реки. Он вспомнил о ночи в Маэ Луин, о «Хорошо темперированном клавире»: «Это произведение, подчиняющееся строгим законам контрапункта, как и все фуги. Вся пьеса — лишь разработка одной простой мелодии, обязанная строго соблюдать правила, установленные в первых нескольких строчках».
«Удивительно, — говорил старый настройщик, поднимая свой бокал, — почему человек, создававший произведения о поклонении Богу, назвал свою величайшую фугу в честь настройки фортепиано».
Они спускались вниз по течению. После полудня на их пути оказалась стремнина с порогами, и плот пришлось перетаскивать волоком.
Река в этом месте стала шире. Нок Лек привязал свою долбленку к плоту. Ранним вечером они остановились у маленькой деревни на берегу, покинутой жителями. Нок Лек на своей лодке подгреб к берегу, а двое других юношей прыгнули в воду и с плеском потащили за собой плот. Вначале он сопротивлялся, как упрямое животное, но постепенно удалось его прибить к берегу. Плот привязали к бревну, лежащему на пляже. Эдгар помог отвязать рояль и перенести его на берег, и все улеглись отдыхать прямо на песке. На всякий случай они соорудили покрывало из плетеных циновок и накрыли им рояль.
