Лихорадка вернулась, на этот раз еще более сильная. Его всего трясло, челюсти судорожно стискивались, он обнимал себя руками, стараясь обхватить плечи, но руки и все тело тряслись так, что дрожала кровать с москитной сеткой. Когда он потянулся за чашкой с водой, стоявшей на столе, стол тоже начал подпрыгивать. Проснулась мисс Ма, подошла и укрыла его, но ему все равно было холодно. Он попытался поблагодарить ее, но не смог произнести ни слова. Чашка на столе съехала к самому краю.
Потом Эдгару снова стало безумно жарко, как предыдущей ночью. Он сбросил одеяла. Его больше не трясло. Пот стекал по лбу, заливал глаза. Он стянул рубашку, она была насквозь мокрой, тонкие хлопчатобумажные подштанники прилипли к ногам, и ему захотелось снять их. «Нет, надо соблюдать приличия», — подумал он. Все тело ломило. Он провел ладонями по лицу, стирая пот, по груди, по рукам. Он ворочался, простыни были мокрыми и теплыми, ему не хватало воздуха, и он отдернул москитную сетку. Услышав шаги, он увидел мисс Ма, которая шла к миске с водой, чтобы намочить ткань. Она подняла сетку и приложила влажную материю к его лбу. Когда мисс Ма обтирала его тело, жар чуть отступил, но как только тряпку убрали, вернулся опять. Также и лихорадка отступала, а потом возвращалась с новой силой, сжигая его изнутри. Эдгар потерял сознание.
И вот он плывет над постелью и видит себя со стороны. Вода стекает по его коже, собирается в лужи, из пор вместо пота начинают выползать и кишеть муравьи. Он весь черен под их массой. Он снова возвращается в свою телесную оболочку и кричит, шлепая по муравьям, они падают на простыни и превращаются в крохотные огоньки. Он скидывает их, но их становится все больше, они ползут из его пор, как из муравейника, не быстро и не медленно, но неотвратимо, — наконец они покрывают все его тело. Он кричит и слышит шорох у постели — там появляются разные фигуры. Он думает, что узнал их, — это доктор и мисс Ма, и еще кто-то, стоящий позади них. В комнате темно и что-то отсвечивает красным, как огонь камина. Он видит их лица, но они плывут и тают, превращаясь в собачьи морды, которые смеются и тянут к нему свои лапы, но когда прикасаются, то оказываются холодными как лед. Эдгар кричит, пытаясь ударить по этим лапам-рукам. Один пес наклоняется к нему и прижимается мордой к его щеке, от его дыхания веет жаром и пахнет мышами, светящиеся глаза прозрачны как стекло, и в них Эдгар видит женщину, она сидит на берегу реки, наблюдая за парой влюбленных, и он тоже видит их: коричневые руки обнимают широкую белую спину, бледную, заляпанную песком, их лица прижаты друг к другу и они тяжело дышат. На песке оставлена лодка, Эдгар садится в нее и плывет прочь. Он пытается подняться, но уже лежит в объятиях смуглых рук и чувствует сонливость, жар. Морда наклоняется к нему, прикасаясь к губам, шершавый язык проникает к нему в рот. Он пытается подняться, но другие окружают его, так что не вырваться, и он падает навзничь, обессиленный.
Эдгар проснулся спустя много часов. На лбу лежало холодное, влажное полотенце. У постели сидела Кхин Мио. В одной руке у нее было полотенце, которое она прижимала к его лбу. Эдгар взял другую руку в свои. Она не двигалась.
— Кхин Мио... — проговорил он.
— Тихо, мистер Дрейк, спите.
До рассвета его продолжало лихорадить. Это было уже третье утро, как он заболел. Эдгар проснулся — рядом никого не было. На полу у постели стояла пустая миска из-под воды, на краю миски лежало два полотенца.
Голова болела. Прошедшая ночь казалась лихорадочным бредом, он пытался вспомнить, что же было на самом деле. В памяти появились какие-то образы, но они были странными и неприятно волновали. Эдгар повернулся на бок. Простыни были влажными и холодными. Он снова заснул.
Эдгар проснулся, когда его окликнули по имени, — это был мужской голос. Он повернулся. Рядом с ним сидел доктор Кэррол.
— Мистер Дрейк, сегодня вы выглядите получше.
— Да, мне тоже так кажется. Мне гораздо лучше.
— Что ж, я рад. Последняя ночь была ужасной. Даже я начал волноваться... а я видел бессчетное количество больных малярией.
