Пока ждали Плоткина, Яшумов поглядывал на самоуверенную. Лет сорок, наверное, даме. Знает себе цену. В красивых жёлтых локонах до плеч.
Бухгалтерша строго смотрела на Алексея Толстого на стене. Почему-то на него одного. Будто знала его давно. И он тоже ей остался должен.
Прибежал наконец Плоткин. Прямо из курилки. Вместе с дымом и табачным перегаром.
Сразу объяснил, что тормознула типография. Деньги мы им не перевели. Денег пока нет. Как только — так сразу, уважаемая. Получите свои экземпляры.
— А вы кто? — строго спросили у Плоткина.
— Я — ведущий редактор, — гордо ответил Плоткин
Каменская повернулась к Яшумову.
— Главбух в декретном отпуске, — торопливо пояснил тот. — Женщина, знаете ли. А Григорий Аркадьевич пока замещает её. Временно, временно! — как бы успокоил.
Каменская уже поднялась. Постояла, переваривая всё. Уходя, всё же ввернула:
— Что же вы, тиражи у вас растут, а косите под нищих. Бухгалтера даже не имеете. Стыдно, господа. Ждём две недели. Если экземпляры не прибудут — арбитраж, санкции.
В дверь ушла большая попа. В легкомысленном коротком ситчике.
Два борца за чистоту языка пропустили даже слово «косите», жаргонизм! Просто замерли. С раскрытыми ртами.
— Да-а, у такой не забалуешь, — пришёл в себя Плоткин. — Помните, Глеб Владимирович, идею о самоокупаемости библиотек? О ликвидации всех бибколлекторов? Этих монстров? Как один наш министр рассуждал на эту тему: «Может, в ней, библиотеке, организовать клуб с шестом. А?» Помните?
Нервно рассмеялись.
Через неделю Яшумов почему-то сам поехал с типографскими в старом уазике с упаковками книг. Даже кучерявого лжебухгалтера не взял. Плоткин не обиделся. Сказал двум мужчинам-курильщикам в курилке: «Запал наш Главный. И есть на что. Телеса, доложу я вам, у дамы мощнейшие!»
Долго ехали вдоль рябой Невы. И выехали куда нужно: к трехэтажному дому с табличкой на торце — Строение 25.
Яшумова встретил усатый директор. И пока типографские таскали упаковки, с гордостью водил, показывал своё хозяйство. (О конфликте, о том, что недопоставили вовремя книги — ни звука.)
В довольно большом помещении вдоль трёх стен стояли длинные стеллажи, набитые книгами. Тут же возле стеллажей, на полу, стояли так называемые «лодки» для нераспакованных, необработанных книг. В одну такую лодку и складывали упаковки типографские. И со всем этим богатством вокруг управлялись всего лишь пять сотрудниц за столами с компьютерами. Включая и бухгалтера Каменскую, которая находилась, правда, ото всех чуть в стороне, огороженная невысокими стеллажами с документацией в папках.
Она даже встала, подошла и поздоровалась. Она была неузнаваема. Она извинялась, что «так наехала» на издательство. (Опять жаргонизм!) Она улыбалась. Была всё в том же ситцевом платьице.
— Жанна Фёдоровна у нас такая, — восхищался бухгалтером усач. — Ух!
Все улыбались, все были счастливы.
С тем и расстались.
В машине, рядом с шофёром, Яшумов не видел летящей улицы, а потом и нескончаемых бликов Невы. Всё вспоминал улыбку Каменской. С поперечными складочками в углах губ. Похожую на предложение, взятое в скобки. Вспоминал её рельефные мощные ноги из-под короткого платьица.
Через полгода, уже зимой, он увидел её в вагоне метро. Было часов девять вечера. Прямо напротив него она сидела-покачивалась с другими задумчивыми пассажирами.
Тогда на голове её был не зимний стог, не шалаш, как сейчас, а красивая вязаная шапка со сверкающими мелкими стразами.
Он неуверенно кивнул ей. Но она сразу увела взгляд в сторону. К парню и девчонке возле нерабочей двери. Которые висели друг на дружке, толклись на месте. Точно танцевали в вагоне очень медленный танец.
Когда вагон влетел на станцию «Сенная площадь» и начал тормозить, она вдруг посмотрела на него и кивнула. Даже задержала на губах «здрасти». И пошла к двери.
Ему нужно было на следующей. Но, поколебавшись, ринулся за ней и в последний момент выскочил из вагона. Увернулся от схлопнувшихся половинок двери.
Людей из поезда вышло довольно много. Он вертелся и никак не находил её.
Увидел наконец сверкающую шапку, лохматую доху и крепкие ноги в мужских берцах.
