Ещё на площадке, доставая ключи, Яшумов услышал мяуканье кота. За дверью. Опять ушла, не покормила!
Пока раздевался, Терентий ходил вокруг и требовательно орал. Сразу повёл Яшумова к своей чашке. Пустой, конечно. Вылизанной до блеска.
Бодал руку хозяина с коробкой китикета, не давал сыпать в чашку. Ну, ну, ешь давай, не бодайся! Припал, наконец, котярка и начал жадно есть, раздувшись рыжим шаром. А ведь когда-то прибыл сюда вместе с хозяйкой. Её приданым…
Сел к столу, развернул газету, стал ждать.
Уже из прихожей увидела — муж опять надулся. Сидит за столом, прикрылся газетой.
Обнаружила кота над чашкой.
— Да милый мой Терёша! Голодный! — Присела, стала гладить: — Прости нехорошую хозяйку, прости.
Кот передёрнулся: отстань! не мешай!
— Ты уподобляешься пустой девчонке, — докторально начал нотацию Яшумов. — Которая долго просит родителей купить кошечку. А когда получает её — не кормит. Играет, делает с ней умилительные селфи, выкладывает в сеть. И только. Покормить кошку, тем более убрать за ней в туалете — этому девчонку не научили. — Яшумов прищурился: — Может, и подруги у тебя такие же?.. — И прокричал вдруг плаксиво: — Пожалей животное!
Защитник стоял как клоун, но был вообще-то прав. По утрам бедный Терентий только отлетал от бегающей хозяйки. Осознавала базлания кота лишь на лестнице. Иногда пересиливала себя, быстро возвращалась, сыпала ему прямо в прихожей на пол. И снова катилась по лестнице. Но так бывало не всегда.
— Бедный, бедный Терентий, — всё гладила кота.
— Длинную палку свою возьми. С камерой, — ехидничал супруг. — Сфоткайся с ним. Сделай милое селфи на память. Себяшку.
Муж и жена ужинали. В большой комнате. Молчали. Сытый кот, виновник размолвки, резко сгибался на паркете, вылизывал своё богатство. Правая вытянутая лапа его тоже подёргивалась, участвовала в упражнении.
Кастрировать бы его. Всё бы меньше мяукал. Так другой орёл сразу встанет на защиту: не тронь животное! Даже не вздумай! А ведь март надвигается. Снова форточки не забывай закрывать. Чтоб не орал подругам наружу.
С другого боку Терентий стал гнуться-вылизывать. Другая задняя лапа вздёрнулась и стала делать упражнение.
Сходила в прихожую, принесла книгу. «Вот. Купила в переходе. Стейнбек. “Гроздья гнева”. Читал? Интересная?» Зануда только покосился на увесистый том. В чудесное преображение жены уже не верил.
Не забыть его лица, когда привезла свою небольшую библиотечку. И разложила на столе. Донцова, Маринина, Серова. Полякова. Филолог увидел цветастые обложки и натурально закачался. Точно попал под газ. Под газовую атаку. «Убери. Прошу тебя». Да почему же! «Я заболею». Пришлось увезти назад. На Сенную.
Пыталась сначала читать из его библиотеки — такое же занудство, как и владелец. Иногда попадались, правда, ничего, стоящие, интересные. Филолог тогда потирал руки, надеялся. Подсовывал ещё книги. Потом махнул рукой. Безнадёжна.
— И зачем ты купила Стейнбека? Для чего он тебе? Тем более, он есть у меня. Со второй полки стеллажа на тебя смотрит.
Понятно. Бухгалтерша перед ним. Из Колпина. Колпинка. 26 км до Питера. Тянуться — не дотянуться. А то, что в школе имела почти пятерку по русскому — это не считается. И в техникуме всегда успевала. Ну а тут, конечно. Университет с красным дипломом. Литинститут в Москве. Папа всю жизнь профессор. Мама на скрипке пилила. Где уж нам. Деревенским из Колпина. Отец до пенсии простым шофёром был. Мама бухгалтером в садовом хозяйстве. Боятся лишний раз приехать к дочери. Увидеть монумент за столом. Который слова доброго не скажет. Зато в прихожей: мы вам рады! Почаще приезжайте! Вдевает стариков в одежду. Чуть не подбрасывает. Будьте здоровы, кричит от радости на лестнице. Мы вас всегда ждём! Ни разу не оставил ночевать.
Демонстративно взяла мобильник и тронула пальцем фотку с мамой:
— Ало, мама! Привет! Ну как вы? Почему не звоните? (Нарочно сказала «не звоните».)
Занудный вздрогнул. Как от удара. Стал собирать всё на столе. Понёс на кухню. Терентий тоже сразу снялся и помёлся у ноги хозяина. Сопровождал. Указывал направление. (Не нажрался.)
