* * *
Секретарь отвез жену в больницу, поговорил с врачом, и когда для нее поставили кровать в единственном незанятом месте, в изоляторе* он со вздохом влез в автомобиль и сказал шоферу:
— Едем в Родзиву.
Автомобиль обогнул здание комитета. Они выехали из города.
Барчак, полдня уже слонявшийся по рынку, медленно зашагал к дому Грабиньской. По пути он встретил викария, который шел причащать больного. Впереди в белом стихаре шествовал Облупек, подняв глаза к небу и звоня в серебряный колокольчик. В школе около рынка в этот час должно было состояться собрание зетемповцев. Парни и девушки, пользуясь теплым осенним днем, грелись на солнышке и весело переговаривались. Ждали Стасюрека, который задержался на заводе на партийном собрании. Ксендз важно шел по дороге из костела, поднимая ногами мелкую пыль. В руках он держал прикрытую салфеткой чашу со святыми дарами и, осторожно ступая вслед за Облупеком, плавными кивками головы благословлял немногочисленных прохожих, которые при виде ксендза с дароносицей набожно опускались на колени и усердно крестились. Он пересек площадь и, все так же медленно, волоча ноги, приблизился к группе расшалившейся молодежи. Стало тихо, только Облупек с ангельской миной все усерднее звонил в колокольчик. Неожиданно викарий остановился и, видя, что никто и не подумал стать на колени, крикнул:
— Безбожники! Господь проклянет вас за богохульство! Вас, родителей ваших и детей ваших до десятого колена! Будет по слову пророка: да погибнет тот, кто не чтит имени божия!
Он зашагал дальше и взошел на крыльцо Грабиньской.
— Кто там у нее болен? — спросил один из зетемповцев у Стасюрека, который в эту минуту подъехал на велосипеде.
— Насколько я знаю, никто, — ответил тот. — Ну, идемте, пора начинать!
Собрание зетемповского актива было посвящено вопросу о борьбе с вредительством, а также чистке рядов ЗМП, куда пробрались враги, чтобы компрометировать организацию.
В то время как в рекреационном зале школы началась бурная дискуссия о зетемповской бдительности, Барчак вслед за ксендзом проскользнул в дом Грабиньской. Вытерев руки о штаны, он вошел к Подсядло. Тот сидел у окна и чистил револьвер. Увидев Барчака, он спросил сквозь зубы:
— Ну?
— Поехал в машине на собрание.
— Да ведь он хотел в деревню сходить, к матери.
— Видно, сегодня прогулка не состоится.
— А когда же он отвезет ей харчи? Старуха еще подохнет с голоду.
— Не беспокойся, он нежный сын. Если не сегодня, так завтра уж непременно подкинет ей два-три кило мяса.
— А что если он на машине поедет?
— Не бойся, он к матери никогда в автомобиле не ездит. Малоземельная она, все хозяйство — полтора морга[8], — сказал Барчак, садясь на стол. — Он ее почитает, да и мужиков не хочет раздражать. Думает колхоз там наладить, все по избам таскается. На покой скоро пойдет, говорят наши. Поедет на велосипеде.
— Что-то у него, должно быть, случилось, — в раздумье сказал Подсядло. — Как на заводе?
— Было партийное собрание.
— Ну?
— Постановили усилить бдительность. Вести борьбу с лживыми слухами. Рабочие будут ездить по деревням. Говорю тебе: они переходят в наступление, воспитывают людей.
— Пусть, пусть воспитывают, мы тоже воспитываем. Посмотрим, чья возьмет. Будет и наша изба с пирогами. Что еще постановили?
— Подарок сделать Сталину.
Подсядло отложил револьвер и тряпку.
— Чего?
— Подарок Сталину. Скоро день его рождения. Хотят в его честь объявить соревнование на заводе и что-то такое мастерят для него из шамота. Смекаешь? В госхозе проведут электричество — тоже подарок Сталину; все сами рабочие, на свои денежки. Сами будут электричество проводить, чтобы хлева зимой не сгорели, дескать, надо опасаться пожаров, особенно теперь, когда стог сгорел.
— И о стоге говорили?
— Говорили.
— Знают?
— Не знают, но говорят, что, мол, больно часто стали стога эти гореть, а ОБ ничего не делает, чтобы найти поджигателей.
— Пускай болтают, — сказал Подсядло. — Поедешь с рапортом к Гайдосу. Все ему расскажешь и узнаешь, какие будут директивы насчет секретаря. Передай ему, что работа срочная: надо же и нам приготовить подарок Сталину. И пора сделать несколько налетов в деревнях, напомнить людям, что «Подпольная армия» существует и не дремлет, и чтобы не слишком спешили записываться в кооперативы. Пускай Гайдос укажет — какие деревни, а налеты мы сделаем. И доложи, что мы не знаем, как быть с Вальдеком. Мальчишка совсем от рук отбился: все ему не нравится, бегает в госхоз, целыми днями торчит у зетемповцев, играет в волейбол, к ксендзу учиться не ходит. Он слишком много знает: говорит, что видел у нас оружие, расспрашивает мать… Пускай Гайдос не крутит и внесет ясность. В городе обо мне не говорят?
