– Мужланы! Самцы! Несчастный Ромуаль только-только почил вечным сном, а они! Шум, смех! Оргии и оргазмы!
Все вскочили на ноги. Я машинально – тоже.
– Сядьте! – прошипел Рейно.
Я послушалась.
– Самцы! Скоты! Веселятся! А несчастное дитя, сироту, воспитанницу своего благодетеля на улицу?! Сидит и плачет у порога! Под дождем! Под снегом! А этим море по колено! Бездельник дворецкий допился! Дрыхнет в гостиной! Как у себя дома! В хозяйской гостиной! А мне двери открыть некому!
Посреди столовой вопила хлюпкая старушенция в норковом пальто, размахивая крохотной дамской сумочкой, словно собираясь запустить ее в кого-нибудь, а за ней робко жалась, потупив глазки, изгнанная горничная. В длинной бесформенной юбке и драной куртке.
Рейно так энергично поправлял свою прядь, что в итоге она действительно вырвалась на волю. Конюх шептал ему что-то на ухо. Очень тихо. Но преподавательская привычка – слышать малейший треп в аудитории – взяла свое.
– …Видишь, приперлась. А ты говорил: «Не придет! Не явится она до оглашения»! Как же. Правильно мы ей местечко рядом с Сале…
Рейно перехватил озабоченный взгляд Жишонги, кивнул ему, отмахнулся от конюха и пошагал к гостьям. Жишонга пошел за ним следом, отвесил старухе чопорный кивок, выскользнул из гостиной и плотно закрыл двери.
Старуха по-прежнему громко извергала обличения.
Медик демонстративно выставил руку, посмотрел на часы.
– О-о! Мне уже пора. Пора. – На удивление проворно для своих габаритов он быстрее Рейно оказался возле гневной гостьи. – Добрый вечер, леди Бруксвилл. Позвольте-ка. – На полной скорости, не обращая внимания на ее вопли, он подхватил свободную от сумочки костлявую ручонку, но целовать не стал, а зажал в своей пухлой лапище. – О, замечательный пульс! Превосходное наполнение! Рад, очень рад вас видеть. Но, увы, прошу простить – спешу. Пациенты, леди Бруксвилл! – И с грацией бегемота исчез за дверями.
Медосмотр сбил пыл темпераментной англичанки, или она просто устала от своего крика. Старуха замолчала, переводя дух.
– Тетушка… – заговорил Рейно и отшатнулся.
Ридикюльчик в костлявой лапке взлетел так резко! И звучно отпечатался на его щеке.
– Ну раз уж ты так настаиваешь, дорогой племянник, – неожиданно миролюбиво заскрипел старческий голосок, – то я остаюсь. Вели своим бездельникам отпустить мое такси.
Она еще не закончила, как «призрак» устремился к выходу. Он ступал совершенно беззвучно, с уверенной, плавной и как бы замедленной пружинящей элегантностью хищника из породы больших кошек, и лишь черные волосы, конской гривой взлетавшие над крепкой спиной, свидетельствовали о скорости его передвижения. Я не могла оторвать глаз, однако успела заметить, что восхитительное зрелище не произвело ни малейшего эффекта ни на английскую тетушку, ни на Моник, которая с реверансом подхватила небрежно сброшенный покровительницей драгоценный мех.
«Призрак» беззвучно приоткрыл двери и исчез.
– Тетушка, – снова начал Рейно, яростно расправляясь со своей прядью, – позволь тебя познакомить…
– Помолчи! – прикрикнула она, обвела собравшихся пронзительными глазками и остановила их на мне. – Это и есть мнимая дочь моего безумного брата? Та самая самозванка?
За сегодняшний вечер мне доставались и не такие взгляды, я выдержала и этот. И, прерывая затянувшуюся паузу, по-английски заявила:
– Кем бы я ни была, пока еще никто не отменял вежливость.
– Не увиливай, милочка! Ты прекрасно меня поняла! – ответила старушка тоже по-английски, не дожидаясь приглашений, заняла кресло перед чистым прибором и снова перешла на французский: – Мой несчастный Ромуаль просто-напросто спятил перед смертью…
– Пожалуйста, тетя, – вмешался Рейно, – не затевай ссору. Мы все мирно ужинали…
– Ага, значит, теперь Вавилон называют мирным ужином? Прелестно! А ну, подайте мне супу! – И куриная лапка английской тетушки послала королевский жест к потолку.
– Сию минуту, леди Бруксвилл! – ожил Жан-Пьер и бегом умчался из столовой.
– Ну что, теперь воды все в рот набрали? Заигрывали тут с новой хозяйкой? Да? Подлаживаетесь, как вам жить с нею дальше? Ну-ну. – Старушка укоризненно потрясла костистыми лапками и головкой с сиреневым перманентом. – Только еще не сказано последнее слово!
