В детской Уайтторна Эндрю уныло дожевывал бисквит. Нянечка поглядывала на него с улыбкой, но ее рот был решительно сжат.
Нянечка, Нэнси, во многом напоминала Эндрю маму. Она всегда хорошо знала, когда ему что-то не нравилось.
Он ходил вниз, чтобы найти кое-какие игрушки, которые оставил в гостиной, и случайно услышал, что папа собирался взять маму в какое-то особое место, и когда мама захотела захватить и его, Эндрю, папа сказал «нет».
Это наполнило Эндрю горечью. Он побежал в детскую. Он не мог забыть, что папа отказался. Нэнси сразу поняла, что он расстроен. Она не знала почему, но хотела знать. Она задавала ему вопросы и с беспокойством следила за ним.
– Ну ладно, – обратилась она к Эндрю. – Ты можешь налить немного сливок в чай. Ты же любишь это? Вкусно и сладко, верно?
– Ладно, – сказал Эндрю, но только чтобы ее не огорчать. Он не хотел доедать бисквит и допивать чай. Он был не в состоянии это сделать. У него уже сводило живот.
Нэнси налила еще сливок в его кружку и помешала, с надеждой улыбаясь:
– Вот так-то лучше. Теперь... как насчет прогулки после небольшого отдыха?
Эндрю равнодушно пожал плечами:
– Да, пожалуй.
Наклонившись, она отвела волосы от его лица. Так всегда делала мама. Он хотел, чтобы сейчас здесь была мама. Хотя он и любил Нэнси и она к нему хорошо относилась, маму заменить она была не способна.
– Похоже, ты немного устал, – сказала она, положив на лоб Эндрю ладонь, чтобы проверить, нет ли у него температуры. Убедившись, что все в порядке, она успокоилась. – Немного отдохнув, ты снова повеселеешь. Я уверена в этом.
Она оставила его и принялась наводить чистоту в детской. Время от времени Нэнси отрывалась от работы, и на ее лице можно было заметить некоторое беспокойство. Эндрю изображал, что он прихлебывает чай и доедает бисквит. Нэнси решила, что ничего серьезного не случилось, и покинула комнату, чтобы принести свежие постельные принадлежности. Покончив с чаем, мальчик должен был лечь в кровать.
Эндрю перелил свой чай в чайник, а бисквит выбросил в окно. Затем забрался в кровать, натянул одеяло поверх головы, закрыл глаза и стал думать о папе и маме. Его маленькое сердце трепетало, как пойманная птичка.
Эндрю с силой сжал глаза, желая быстрее заснуть и забыть о том, о чем думает. Они никогда раньше не оставляли его, собираясь на прогулку. Его брали всегда, даже когда он поначалу этого не хотел.
А мама обещала, что всегда будет его любить. Папа говорил, что любит его больше, чем когда-либо прежде, но он в это не верил. Если мамину любовь он чувствовал всегда – сильную и постоянную, то про папу этого сказать было нельзя.
Папа вел себя вежливо, иногда с ним даже было весело. Но его глаза смотрели только на маму, и Эндрю был уверен, что он любит ее, а не его.
Наверное, именно поэтому папа и не захотел сегодня взять его, Эндрю, с собой на прогулку. Возможно, он боится, что Эндрю будет себя плохо вести. А может, он хотел увести маму одну.
Об этом было горько думать, ведь папа начал ему нравиться. Папа знал много такого, о чем было не известно маме. Он любил приключения, веселые розыгрыши, от которых Эндрю почти всегда приходил в восторг. И мама обычно не возражала против этих проделок, хотя папа и совершал при этом поступки, за которые бы ему, Эндрю, попало. Иногда папа смотрел на нее как-то странно, от чего она краснела.
Эндрю почти привык к этим взглядам. Ему пришлось, поскольку замечал их все чаще и чаще. Со временем он перестал относиться к ним с тревогой. Пусть папа смотрит на маму, а мама на папу – это не значит, что они его забудут.
Но в этот день они его забыли. Они его оставили. И сделали это умышленно.
Может быть, они хотят отправить его обратно в Лондон? Он сможет жить с тетей Люси и дядей Дэвидом.
Мысль о возвращении к дяде Дэвиду была уже не столь волнующей, как раньше. Он до сих пор любил их и скучал без них, но он уже привык к этому дому и к папе. Конечно, тот не был морским капитаном, но с ним было интересно и удивительно, и Эндрю не мог им не восхищаться. Люди в церкви хорошо к нему относились, а другие мальчики стали его друзьями, как этого папа и хотел. Может, жить в Уайтторне было не хуже, чем плавать по морям на огромном корабле.
