— Ты что! Через неделю — рано! Тебе никто не позволит.
— А кто мне может запретить? Это моё дело. Вот перестанет болеть нога, и вернусь в зал. Не так всё страшно, если я даже немного могла идти.
Юзеф помрачнел.
— Я ведь пришёл попросить прощения.
— Прощения? За что? — собиравшаяся лечь Элен снова села, поморщившись от боли.
— За то, что оставил тебя одно… одну. Если бы я не побежал тогда за этой несчастной булавкой, ничего бы не случилось! На двоих не напали бы!.. — Юзеф говорил торопливо, боясь, что она не даст ему сказать слова, которые он приготовил заранее. Она и не дала.
— Ты уверен?
— Конечно! Мы бы отбились, даже если те четверо всё же решились напасть! Я не должен был уходить… Ведь я мог, в конце концов, взять тебя с собой. Прости меня. Я виноват…
— Не сходи с ума! — резко прервала его Элен. — Если бы сейчас всё обошлось, случилось бы в другой раз, уже по-другому. И ещё неизвестно, как бы повернулись тогда события. А так — ничего серьёзного не произошло.
— Значит, ты тоже думаешь, что всё может повториться?
— Да. Те четверо чётко сказали, что кто-то поручил им «поучить меня хорошо себя вести». А… что, кто-то ещё так думает?
— Я, Штефан и мой денщик. И доктор. Он всё расспрашивал, как и что случилось, а потом заявил мне, что хорошо бы я всегда был рядом, поскольку, мол, есть вероятность, что это нападение не случайное, а в таком случае, попытку могут повторить. Так что тебе нужно быть осторожным… осторожной.
Элен тихонько, чтобы не стало больно, засмеялась:
— Да не путайся ты в словах. Пока мы здесь, в школе, я — Ален.
— А ты… не боишься, что все всё-таки узнают правду?
— Узнают? Как? Кто может проболтаться? Доктор уже доказал свою лояльность, подозревать Штефана глупо, это ему не нужно. Остаёшься ты, — Элен снова усмехнулась, но Юзеф не улыбнулся.
— А всё же?
— Знаешь, — в её голосе появилось раздражение, — мне что-то нехорошо, усталость какая-то навалилась. Ты иди, а я посплю… Не желаю думать о том, что может случиться, а может, и нет.
Она улеглась, натянув одеяло до подбородка, и закрыла глаза. Юзефу ничего не оставалось, как уйти. Когда он вышел, Элен снова открыла глаза и долго ещё не спала, глядя в потолок и думая о том, кто мог настолько сильно её ненавидеть, что решился организовать нападение.
* * *
Через пару дней Элен начала вставать и понемногу ходить, хотя доктор и выражал сомнения по поводу того, что это целесообразно делать так рано. Синяки синяками, но переломы и трещина требовали покоя. Элен ничего не хотела слушать, говоря, что раз она имеет силы, чтобы сделать несколько шагов, она их сделает. Очень быстро несколько шагов превратились в несколько десятков. Теперь она могла подходить к окну и стояла, глядя на заснеженный парк. Он немного напоминал ей другой парк, в котором она, действуя на нервы всем домашним, занималась тем, что считала интересным и нужным ей самой. Она улыбнулась при мысли, что теперь так же достаёт своим характером доктора, как когда-то — дядю Яноша и пани Марию.
* * *
В эту ночь Элен опять не могла заснуть, выспавшись от безделья днём. Штефан давно уже похрапывал за дверью, а Элен всё лежала с открытыми глазами. В щель между занавесками заглянула луна. Серебряный свет изменил комнату, украсив скромную обстановку. Элен послышались голоса. Странно. Три часа ночи. Кто может разговаривать, да ещё на улице? Любопытствуя (всё равно сна нет ни в одном глазу), она сползла с кровати и подошла к окну. Видно никого не было, мешал балкон. Она тихонько приоткрыла дверь и встала возле щели.
— Хорошо, я позову его, но он будет очень недоволен, — послышалось снизу.
— Ты главное, позови поскорее, а то я здесь скоро околею от холода. А с твоим паном я сам разберусь, — голос говорившего был лишён каких бы то ни было эмоций.
Наступила тишина. Элен переминалась с ноги на ногу: морозный воздух студил босые ступни. Наконец, внизу опять заговорили. Кто-то то ли недовольно, то ли злобно бубнил. Затем холодный голос послышался вновь:
— Не строй из себя недотрогу, пан. Я с тобой о деньгах пришёл говорить.
— О каких деньгах? Вы получили всё, как договаривались, всю сумму. Что ещё нужно?
