- Нам же удобнее, - заметил Калум.
- Именно это, - ответил Рафик, - меня и беспокоит.
Из уважения к предполагаемым суровым религиозным убеждениям Рафика, в соответствии с которыми женщины не должны были показываться на людях, Хафиз устроил все так, чтобы на праздничном ужине не было слуг.
- Как видишь, дорогой мой мальчик, - проговорил он, обведя широким жестом просторный обеденный зал с резными ширмами и покрытыми цветным шелком диванами, - все готово. На столе есть даже устройства для подогрева и охлаждения блюд, чтобы каждое было подано при нужной температуре. Что может быть приятнее, чем простой ужин en famille? Десятки слуг, приносящих подносы с едой разливающих напитки - это всего лишь устаревшая традиция, та излишняя роскошь, от которой предостерегал нас Третий Пророк. Разве ты не согласен со мной?
Гилл был рад тому, что он, как неверующий, и Калум, как старшая жена Рафика, были избавлены от необходимости отвечать на это замечание. Гиллу нужно было только сохранять нейтральное выражение лица, пока Рафик превозносил скромность и простоту приготовлений Хафиза... пытаясь, впрочем, при этом не смотреть на стол, накрытый с изысканной роскошью.
По сторонам этого длинного низкого стола, стояли два дивана, покрытых изумрудно-зеленым и алым шелком. Сам стол был уставлен яствами: миски с пловом, серебряные подносы с горячими пирожками, нарезанные ломтиками фрукты, уложенные на специальных охлаждающих подносах изящными натюрмортами, шашлык из ягненка на длинных шампурах, пиалы йогурта с нарезанной мятой, моллюски с Килумбембы, зажаренные в тесте, засахаренные розовые лепестки... Между блюдами разместились высокие бокалы, охлаждаемые во льду на подносе, а на втором подносе, неподалеку от стоявшего во главе стола дивана, предназначенного для хозяина дома, стоял кувшин с каким-то фруктовым напитком. Дальняя стена обеденного зала представляла собой поросшую мхом скалу, по которой тонкими ручейками сбегала вода, собиравшаяся в поток, омывавший подножие миниатюрного утеса. Из-за ширм доносились звуки китеранских арф, сливавшиеся со звоном водяных струй.
- Мы даже будем сами наливать себе напитки, - сказал Хафиз, указывая на кувшин. - Я видел, что, будучи добрым нео-хаддитом, ты следуешь слову Первого Пророка и отказываешься от вина, не принимая смягчения обычаев, которое позволяют Второй и Третий Пророки. Я сам как правило за обедом пью килумбембское пиво, но сегодня разделю с тобой охлажденный сок мадигади, приготовленный для моих дорогих гостей.
Рафик кивнул, правда, не без сожаления. Как прекрасно знали и Гилл, и Калум, он с удовольствием выпил бы кружку холодного килумбембского пива, которым эта планета славилась - так же, как и жареными моллюсками.
- Даже и не думай, - прошептал ему на ухо Калум. - Если я могу носить все эти тряпки и быть похожим на белый воздушный шар, чтобы поддержать твою игру, то и ты как-нибудь обойдешься сегодня фруктовым соком. Да не забывай делать вид, что он очень тебе нравится.
- Твоя старшая жена чем-то недовольна? - спросил Хафиз. - Надеюсь, это не очередной припадок?
Рафик попытался наступить на ногу Калуму, но наступил только на подол его платья.
- Она в добром здравии, благодарю, дядюшка, - ответил он, - ей просто захотелось поболтать о каких-то мелочах, как это любят делать женщины.
- Женщины, которые не носят вуалей и не прячутся от мужских взглядов, - довольно язвительно заметил Хафиз, - имеют больше возможностей найти интересные темы для беседы... о, ладно, ладно! Я больше ни слова не скажу об откровениях Мулей Сухейла.
- Мы всего лишь возвращаемся к чистым традициям нашей истинной веры, довольно-таки напряженно ответил Рафик.
- Тогда давайте же сегодня последуем еще одной традиции, - предложил Хафиз, - и выпьем из одного кувшина в знак полного доверия, царящего в нашей семье.
Он устроил целый спектакль из разливания по их кружкам холодного сока мадигади, налил себе последним и сразу отпил большой глоток, словно желая показать, что напиток безвреден. Рафик поднял свою кружку, однако внезапно раздавшийся снаружи шум отвлек его и заставил вернуть кружку на место. До тех, кто собрался за столом, доносились возбужденные голоса и тонкие пронзительные причитания какой-то старухи.
