Наследие предков - страница 6
Я приглашаю на совет нашего заклинателя града, по совместительству знахаря. Увиденное ничуть его не смущает; он бодро удаляется и через полчаса приносит какую-то мазь в деревянном горшочке. Лезет туда пальцами, обмазывает больную ногу, а право наложить свежую повязку предоставляет мне.
На следующее утро мы не находим яка-живца. Его привязь оборвана. Вокруг натоптано; следы ведут к озеру, а там исчезают. Я спрашиваю, кто ночью дежурил, однако носильщики не желают признавать себя виноватыми. В конце концов, йети — волшебные животные.
Тем не менее ночное событие явно повлияло на общий настрой нашего отряда. Когда шерпы пакуют вещи и готовятся к очередному переходу, в их действиях сквозит не то опаска, не то равнодушие. «Нас всех убьют», — тихонько говорит Гуламу один из носильщиков, полагая, что я этого не услышу. Его голос звучит спокойно — он просто констатирует факт.
Воспользовавшись небольшим снежным шквалом поблизости, я останавливаю колонну, собираю носильщиков в кружок и читаю им лекцию о происхождении снежных бурь. Я хочу внушить им, что рационализм белого человека сильнее всех горных духов, роящихся у них в голове. Кажется, полученная информация производит на них впечатление. Я спрашиваю, есть ли вопросы, и они молча таращатся на меня. Тогда я даю команду продолжать путь.
Наконец мы отдаляемся от озера, снова взяв курс в глубь бесконечных равнин. Эта перемена угнетает Бегера еще больше. «Сколько еще так идти?» — спрашивает он ближайшего носильщика. «Пока у гор не вырастет борода», — шутит тот.
Двое-трое из них порой еще бормочут что-то о пропаже своей чайной посудины. Но представители этой расы умеют перебиваться любыми доступными средствами, напоминаю себе я. Это народ, способный развести на овечьем помете такой огонь, что на нем плавится металл.
Что греха таить, у нашего друга рейхсфюрера Гиммлера порой возникают весьма странные идеи. Он хочет доказать, что нордическая раса ведет свое происхождение прямиком с небес. Согласно его теории гляциальной космологии, вся космическая энергия порождена столкновением льда и пламени, и, конечно, ярче всего эта коллизия проявляет себя именно здесь, где Земля так близка к небу. Именно поэтому в «Наследии предков» работает целый отдел, коему поручено изучать истоки, духовность, деяния и наследие индогерманской расы. Все это в основном имеет ненаучный характер. Рейхсфюрер отправил нас сюда на поиски протогангского индоевропейского языка, который свидетельствовал бы о том, что когда-то Тибет населяли европеоиды — возможно, прародители скифов. Во время наших многочисленных бесед я пробовал вернуть его на более твердую почву научных теорий, но все мои попытки оказались тщетными. Если уж он увлечется чем-нибудь по-настоящему, спорить с ним — пустое занятие.
Посреди ночи меня будит уже знакомый тончайший свист. Окруженный храпом, я поспешно натягиваю на себя верхнюю одежду и выкарабкиваюсь из палатки, светя по сторонам карманным фонариком. Дежурный носильщик равнодушно пялится в темноту. Когда я направляю луч фонаря туда, где мы накануне оставили приманку, он теряется во мраке. Иду проверять — яка нет. Дежурный утверждает, что ничего не видел.
На следующий день Бегер выглядит полусонным. Он едет верхом, и шерпы то и дело подталкивают его, когда он начинает клониться набок.
За ужином их ячменное пиво кажется немного странным на вкус. Бегер уже спит, и у меня тоже слипаются глаза. Я объясняю Гуламу, что очередного яка надо привязать поближе к лагерю, а затем на секунду опускаю веки, чтобы дать глазам отдых. Просыпаюсь поздним утром; во рту противно, как в котелке из-под мясного варева. Выглядываю из палатки, щурясь на ослепительном солнце. Як привязан неподалеку, как я и просил. Остальные вьючные животные исчезли. Носильщики тоже.
Бегер реагирует на новости удивительно спокойно. Нам оставили воду, провизию и ружья. Мой компас при мне. Но вдвоем нам добираться до ближайшей помощи не меньше трех недель, говорю я ему.
— Не меньше, — соглашается он, отвернувшись к стенке палатки.
Мы с трудом заставляем себя подняться и выходим, когда день уже переваливает за середину. Як периодически возражает против того, чтобы на нем ехали, так что до привала на ночь нам удается осилить лишь горстку километров. Примерно так же проходят еще два дня, затем исчезает и последний як. На этот раз вместе с ним пропадает даже привязь.
