-- Так вы обогнали?
-- Он раньше увидел полицейскую, чем я. И замедлил. Он махнул рукой в ее сторону -- и я тоже увидел. И вот она меня останавливает. Очень симпатичная блондинка. Так она говорит: "Если вы обещаете, что меня покатаете на вашем автомобиле, то я вас..."
-- Так и говорит -- "отпущу"?
-- Нет: "Оштрафую не за настоящую скорость, а только за "управление со скоростью, которая не соответствовала условиям"", то есть 30 долларов вместо 200.
-- И вы ее покатали?
-- Покатал. Это было очень мило.
-- А после вы с ней больше не встречались?
-- Нет -- но, может, это будет.
А в другой раз мы на четырех красных "Феррари" ехали во Флоренцию по приглашению Феррари -- на их гоночную дорожку. Я первым, за мной трое. И вот по дороге, которая идет через Алессандрию, -- вы как, хорошо знаете итальянские автострады? -- там очень длинный прямой кусок 20 километров, и мы жарили примерно 240 -- 250. А общее ограничение -- 130; не миль -километров, там километры. А тут полицейские. Они выставили palette, и я полкилометра пятился к ним. Усатый почтенный полицейский говорит нам: "Слушайте! Не надо волноваться. Мы не будем вас штрафовать. Нам просто интересно, куда вы едете и где будете состязаться. И вообще, коллеге интересно, удобно ли сидеть в вашей машине". И подходит красавица блондинка в полицейской форме, посидела, и мы поехали.
-- Везет вам на красавиц блондинок, так и льнут они к вам!
-- Притом что я, по правде сказать, вообще-то темненьких люблю. А самый забавный случай был в Швейцарии. Тут полиция любит использовать машины banalisee, то есть без опознавательных знаков, грязные такие, старые. Я торопился в Монтре из Лозанны и в туннеле обогнал такую полицейскую машину. Я ехал 197 в час, а в туннеле можно только 100. Так при выезде из туннеля они надели свои шапки, зажгли свои фонари... Меня остановили и повезли в gendarmerie. Я заметил, что они со страстью смотрели на мою машину... с такой завистью! И вот суд. А судья оказался любителем книг моего отца, знал, что я гонщик и гонять не перестану, -- и взял штраф всего 700 франков. И даже дал мне карту всех спрятанных радаров нашего кантона. Он понял, что я никому не вредил. Здесь у меня хорошие с ними отношения, я знаю многих полицейских. Во многих странах полиция имеет квоту, сколько собирать штрафов, -- чтоб себя содержать; это несправедливо. Набоков-отец
-- В некотором смысле судьба нам помогла. В мае 40-го мы должны были на последнем пароходе из Франции отправиться в Нью-Йорк. Но удалось получить каюту на предпоследнем. Наши нервные матросы в пути стреляли по китам, за отсутствием немецких подводных лодок, которые потопили тот последний пароход.
Судьба помогла отцу в некотором роде и с "Лолитой". Он ведь хотел ее сжечь! Потому что художественная цель достигнута, психологическая проблема решена, он считал, что манускрипт никому не нужен, что опубликовать это невозможно... Мать остановила его, не дала сжечь рукопись. После издатели обещали денег, если он превратит Лолиту в мальчика или, по крайней мере, если Хумберт и Лолита поженятся. Но книжка вышла без изменений, ему повезло -- он получил деньги и стал независимым.
Вы знаете, какая была главная причина их переезда в Монтре? Очень трогательная: я в Милане заканчивал мое учение как оперный певец, и родители хотели быть недалеко от меня. Отец сам это сказал. Почему не в Италии? Италию он любил, но нельзя жить в Италии, если зависишь от телефона, от телеграфа, от почты, -- там слишком много забастовок, слишком много затруднений политических.
Им нравилось, что Монтре -- это старый уголок древней Европы. Когда-то, в начале века, мамина семья приезжала сюда на летние каникулы...
Родители жили в отеле, потому что отца вообще собственность не интересовала, -- после того как в свое время он обладал безграничной собственностью.
Он много работал, он целый день -- с перерывами -- писал. Но никогда не забывал провести какую-то часть дня с мамой или со мной, поделиться своими впечатлениями, пошутить.
У него была собственная версия компьютера. Он боялся электричества, не любил электрических приборов -- но ему нужно было как-то переставлять текст, пока он писал. Так он писал на карточках, на них были готовые блоки текста, он держал их в коробках из-под башмаков и мог переставлять вручную. Это соответствовало в некотором смысле передвижению блоков текста на экране. Картонный компьютер!
