В 7 часов начинается его трудовое утро. Идут репетиции в разных залах... Под музыку лазерных дисков, под руководством главного режиссера происходит изнаночная, закулисная жизнь цирка -- потная, трудовая и унылая, как на заводе. Вот некто жонглирует шариками три часа подряд, видимо перевыполняя план, и непонятно, как при этом не сходит с ума от однообразия и не сжигает ладони трением. Другой, то есть другая, ходит по арене туда-сюда, бесконечно долго, с поставленным на подбородок, спинкой, стулом... Наверное, жевать потом невозможно, ее, видимо, в обед отпаивают бульоном через шланг... А вот пара -- ловкий накачанный, но не перекачанный юноша, и неприлично, до странной, извращенной степени, гибкая девчонка с узкими бедрами. И эти двое заползают, извиваясь, друг на друга, трутся, вращаются, перекручиваются. Ты таращишься на это как дурак... Неужели, удивленно спрашивает Гнеушев, это может возбуждать? А им нипочем, плевать, ни один лишний мускул у них не шевелится. Отдохнули пять минут и опять безобразничают, елозят друг по другу потными трико. У них на самом деле, конечно, простой акробатический номер... Рядом молча стоят три слона в кандалах, прикованные к каменному полу. Раннему утру так идет колхозный теплый запах свежего слонового навоза. Им циркачи удобряют свои дачные участки.
-- Что слоны! -- роняет Гнеушев, проходя мимо. -- Впрочем, ну, слоны. В цирке вообще все есть! И если б сейчас были динозавры, мы б их тоже дрессировали.
Линия его жизни прочерчена вполне по-цирковому. В ней встречаются эксцентричность, неожиданность превращений, внезапность поворотов, подпрыгивания и скачки, обиды, которые чисто по-клоунски выстреливаются под конец репризы счастливым смехом. Не обходится и без нанесения клоуну побоев, жалко его, но ему же вроде не больно, так? И финал с фанфарами, с ликованием, как положено на богатом шоу, фейерверками, петардами, сверканием и звоном золота, несмотря на цирк, неподдельного и тяжелого.
Линия такая. Вот, смотрите: сначала он был бедным мальчиком в Нижнем Тагиле, почти всецело посвященном изготовлению убийственных танков; одни серые унылые заводы. Мама-учительница, отец, потом отчим, книги, которых от безденежья было совсем чуть-чуть. Книги -- тогда -- не победили: после восьми классов мальчик идет в кулинарный техникум. И не то чтобы он бросил, одумавшись, эту кулинарию, чтоб уйти в высокое искусство, нет! Доучился, окончил, был аттестован на повара-кулинара 5-го разряда и три года трудился после в ресторане! Даже сделал завидную -- вспомните, как тогда переживали из-за колбасы, многие в эмиграцию уехали воссоединяться с сервелатом -карьеру: дослужился до завпроизводством. Правда, Гнеушев, днем позаведовавши производством, вечером занимался в самодеятельности, и ролями до сих пор гордится: например, он был Саваофом -- неплохо для начала.
Ну и наконец, вы дождались, он все бросает и летит завоевывать Москву. Поступил учиться на клоуна, но клоуна не вышло из него. (Хотел написать -"даже клоуна", но вовремя одумался, ничего себе -- "даже".) Ну, переквалифицировался в режиссера... И долго никак не мог отважиться на самостоятельную постановку. Ну что же ты! -- попрекали все... А он почти десять лет был чужим ассистентом и на свое не решался. Потом вообще выгнали с работы. Пошел в ДК, как когда-то на Урале после занятий в кулинарном техникуме. Мрак...
Наконец придумал первый самостоятельный номер. Так три года не мог пробить, все не утверждали! Ему советовали вернуться в уральский общепит, в провинциальную художественную самодеятельность. Но когда номер в конце концов поставили, то тут же, с первого выстрела (а другой бы, кстати, первым выстрелом давно бы застрелился) было попадание в десятку: золотая медаль на фестивале в Париже! Вам, кстати, давали когда-нибудь золотую медаль в Париже? Нигде не давали? Да не переживайте вы так, что слава? -- яркая заплата... Ну, дальше блеск, слава, приглашения, медаль за медалью, лень считать, Париж-Мадриж, ничем не удивить, все в рот смотрят.
Что такое цирк
(монолог Гнеушева)
