Первое публичное выступление (не считая пения на семейных застольях) состоялось в третьем классе, на спектакле "из старинной жизни" в Доме пионеров: "Белой акации гроздья душистые". Но, разумеется, никаких мыслей о профессиональном пении. Она хотела стать летчицей, для чего в парке прыгала с парашютной вышки. Петь она рассчитывала в свободное от полетов время.
Не успев выучиться на летчицу, на войну Зыкина пошла токарем. Ей было 12 лет (на заводе наврала, что старше, -- поверили из-за большого роста). Она тогда полагала, что "токарь" -- от слова "ток".
Ей случайно удалось, посчастливилось из своей самодеятельности попадать в художественный мир -- в фойе кинотеатра "Художественный" она перед фильмом танцевала чечетку. Заработок был невероятно богатый, сейчас его никакими тыщами не уравновесишь: за вечер -- буханку хлеба давали. Без очереди, без карточек, без какого бы то ни было Торгсина! На руки! Это было просто невероятно... Плясала и, разумеется, как легко догадаться, пела. Не только в "Художественном", но и по госпиталям. "Синий платочек" в обязательном порядке. Сейчас точно другая эпоха, как другая планета; революции, путчи, выборы и войны бывают, но чтоб песни вызывали всенародную слезу -- такое разве возможно? Теперь чтоб хоть какая-нибудь слеза, мало четырех куплетов и трех аккордов -- дай сериал в сто серий, да и то...
Зыкина тогда пела и частушки, вот замечательный образчик:
Кто военного не любит,
я советую любить.
Образованный парнишка,
знает что поговорить.
В 1945-м ей 16 лет. Выбирать жизненный путь? Да нечего тут выбирать. Попела, развлеклась, а утром на работу. Надо трудиться на производстве и иметь рабочую специальность. "Актеры, считала я тогда, -- это особый, избранный народ, и внешне красивый, и обязательно одаренный, и все ими восхищаются". (Из ее мемуаров.)
То есть после войны она ходила в "Ударник", смотреть выступления артистов в фойе перед кино -- как, бывало, сама выступала в "Художественном", -- но для нее это были два разных мира с пропастью между. Кому большие сцены, а ей хороша и самодеятельность в деревянном клубе в Черемушках.
И тем не менее. Как-то гуляла Зыкина с подругами по площади Маяковского, и вдруг видят -- объявление о конкурсе. Она поспорила на мороженое, что "не слабо" сходить на этот конкурс в хор Пятницкого; ну петь же все умеют, подумаешь. Спела. Владимир Захаров, руководитель хора, ее тогда спросил:
-- Ты где работаешь?
-- В швейной мастерской.
-- Переходи к нам.
-- А у вас разве есть пошивочная? -- Ведь надо ж голубую кровь, чтоб в артисты.
Комиссия рассмеялась.
-- Да речь не об этом. Петь в хоре будешь.
Из полутора тыщ желающих взяли ее -- и еще трех парней.
Фантастическая удача! Впрочем...
-- Подумаешь, артистка! Лучше б стирать как следует научилась! -- Так откликнулась бабка Зыкиной на это известие.
Зыкина, конечно, самородок. Но на одном голом таланте ж далеко не уедешь, тому есть куча доказательств. Когда ее в хоре учили на настоящую Зыкину, не миндальничали:
-- Вы же на концерте не пели, а вчерашнюю прокисшую кашу ели. Вам и не хочется есть, а надо, заставляют. Так вы и пели -- с кислым видом, -говорил суровую правду в лицо руководитель Захаров.
Приходилось работать над собой.
Русланова ей однажды сказала: "Девочка, ты спела "Степь", а ямщик у тебя не замерз. Пой так, чтоб у всех в зале от твоего пения мурашки побежали. Иначе -- и на сцену не стоит выходить".
А может, и правда, не стоит? В 1949-м умерла ее мать, и после похорон Зыкина потеряла голос -- странно сегодня это читать, про умолкшую, непоющую Зыкину. А тогда она не сильно и расстроилась. Как так? А всерьез не верила, что будет точно артисткой. Так, просто пробовала. (А любовь к пению тут ни при чем, другое.)
И, не видя в потере голоса особенной трагедии, пошла работать в типографию брошюровщицей, как бы на "настоящую" работу. Там, кстати, ее выбрали комсоргом. Совершенно не случайно: характер, темперамент и запас энергии были заметны невооруженным глазом без всякой чечетки.
Потом, как уже догадался проницательный читатель, голос к ней вернулся. Случайно, не-ожиданно. Опять пение и хор -- народной песни, на радио, далее везде. Такой была предыстория. Так все шло до тех, пока она не сделалась той, какая она сейчас -- великая, могучая, никем непобедимая. И перекрывающая своим голосом всю теперешнюю молодежную тусовку, которая ей аплодирует.