-- То есть совершено множество ошибок, но вы это мужественно переживаете?
-- У меня было несколько дел, воспоминания о которых заставляют меня страдать.
-- Мы их не сможем назвать?
-- Одно из этих дел было связано с обвинением в убийстве. Это еще когда я работал в Калинине. То дело слушалось много раз -- и в областном суде, и в Верховном суде... Я был убежден -- да и теперь убежден, -- что мой подзащитный не убивал. Я много лет бился, боролся, я многого достиг: удалось перейти на другую статью, вместо первоначальных двенадцати осталось пять лет, -- но я не успокаивался. Я считал, что они должны быть оправданы, и боролся за это. Дело интересное, о нем надо долго рассказывать, оно заслуживает отдельного описания... В те годы безумно трудно было добиться оправдания... Мне не удалось. Это дело до сих пор доставляет мне страдания.
-- Страдания в тюрьмах, судах -- можно ли к этому привыкнуть, как привыкают врачи?
-- Профессиональная холодность? В большей или меньшей степени, к сожалению, это у многих бывает. Должен честно признаться, в первые годы я страдал вместе со своими подзащитными несколько больше, чем сейчас. Нет, чувство сопереживания у меня не атрофировалось полностью, просто я стал чуть-чуть меньше подвержен этим мучениям. Чуть-чуть.
-- Вы никак не могли -- за все эти годы работы -- не вникать в природу человека, не думать о природе зла, о том, может ли человек чем-то искупить свои проступки и преступления... Вам глубоко удалось проникнуть в человеческую душу?
-- Вы знаете, самый главный мой вывод вас едва ли устроит. Вот он: человек -- это сплошная загадка. Мы, к сожалению, часто судим о явлениях, о людях по их внешнему виду. По-моему, у Ницше есть блестящее выражение: хам оскорбляет иногда, когда хамит, а тот, у кого хамская физиономия, оскорбляет всегда. Насколько же обманчива внешность! А в суть влезать мы не хотим, это безумно трудно. Бывают такие лица... Сфинксы! Помню одного убийцу, это был один из самых странных и жестоких убийц, которых я за свою жизнь встретил. Поразительно, но у него была просто ангельская внешность! Это был молодой ангелок: голубые глаза, ясные, чистые, веселый, такой плакатный мальчик... Что я могу сказать? В душу человеческую проникнуть безумно трудно.
-- То есть опыт, образование, чтение, каждодневные усилия -- все бесполезно?..
-- Дело в том, что я имею один огромный недостаток. То есть по-человечески это, может, достоинство, но профессионально это недостаток: я очень доверчив. Я изначально иду к человеку с доверием. Я открыто иду к человеку. Я ему верю первоначально. Конечно, могу заподозрить, перестать ему верить, но для этого нужен факт...
-- У вас комплекс презумпции невиновности?
-- Да, да, да! Вы очень точно поймали мою мысль. Это присущее мне качество.
-- Как у вас со здоровьем?
-- Гневить Бога не будем, пока ничего, живой.
-- Вы часто поминаете Бога. У вас с ним какие отношения?
-- Я вспоминаю поездку в Иерусалим -- меня все это в трепет приводило. Мысль о Христе, о Боге... Это безумно волнует. Но я неверующий. Прийти к вере, к Богу -- это очень ответственно и трудно.
-- Какой вы человек? Как бы вы себя сами описали?
-- Я добрый. Очень добрый. Не хитрый -- к сожалению, бесхитростный. Доверчивый, я уже говорил. Но в чем-то я, конечно, хитрый, в моей работе у меня есть тактика, которая невозможна без некоторой хитрости. Мне кажется, у меня легкий характер, но когда я об этом говорю при дочери, она начинает громко хохотать. Темпераментный -- да.
Я мягкий слишком иногда. Вот мы договорились, что интервью закончится в четырнадцать сорок пять, но уже четвертый час, а я все продолжаю отвечать на ваши вопросы...
1995
HHHH Елена Образцова HHHH "Мечтаю спеть в раю"
У нее редчайший диапазон голоса: две с половиной октавы, от контральтового "соль" до сопранового "до". Герберт фон Караян утверждал, что голос ее "прекрасный и дикий". Этот дар она шлифовала и демонстрировала так успешно, что незамеченным он не остался: звание народной артистки СССР, Ленинская премия, приз "Золотой Верди", невероятно почетный титул "Лучшая в мире Кармен" -- это далеко не полный список ее регалий.