Вестницы…
Что же теперь делать? События развивались с бешеной скоростью. Дома, на Ангулеме, часто случались пустынные бури и смерчи. Говорят, в центре смерча тихо и безветренно, пока тебя не захватит вращающаяся чернота-смерть. Закрутит, поднимет к небесам и шмякнет оземь…
Вот и сейчас он — в центре смерча. Правда, смерч этот создал сам Галебус, и он решает, куда вести торнадо, кого убивать, кого миловать… Но одно неловкое движение, и… Галебус стиснул зубы. Всю жизнь он мечтал о таком шансе, вот, мечты сбылись, а он не знает, что делать, и готов выть от бессилия.
Успокоиться. Думать. Операция слишком масштабна. Собственными силами не справиться, это однозначно. Придется делиться с Эйзикилом. Не хочется, а надо. Допросы взять на себя, важную информацию по Забвению скрыть… Получится ли? И что делать с полу-Дамиром, ожидающим своей участи? Он — тоже важное звено в цепочке. Самое, наверное, важное.
Что-что… расположить его к себе, держать в курсе дела, всячески помогать. Парень потерян, никому не нужен, считает себя лишним, — бери голыми руками. Жаль, бер᾿Гроны сочтут потерю даже бесполезного чужака личным оскорблением. Нектор бер᾿Грон за любого, даже Ксандра, сожрет Галебуса! И самое плохое: Ксандр не все помнит. А вытащить можно только явную память, со скрытой такая опасность: Ксандр станет овощем, Нектор разгневается, а Забвение уплывет из рук.
Галебус с чистой совестью делился с Ксандром информацией, полученной от Камачека. Как же ты жалок, великий Дамир, над тобой надругались, поместив в это тело! Я бы предпочел исчезнуть навсегда. До чего же приятно управлять твоей судьбой! Ты благодарен, и это правильно. Я твой друг, ты веришь? Вижу — веришь. А теперь ступай домой и мучайся, осознавая свою неполноценность. И потом ты приползешь ко мне на брюхе и сам, добровольно, отдашь свою память. Стоит тебе вспомнить — отдашь.
Что теперь? Обрадовать Эйзикила.
Мио и Куцык, видя, что хозяин взволнован, тихо наблюдали из-за приоткрытой двери, выходить боялись. Перед тем как шагнуть в ночь, Галебус предупредил Мио:
— Вернусь не скоро. В дом никого не впускать.
Крюкеры диковинными изваяниями стояли на своих местах. Пропустили Галебуса, не задавая вопросов. Свет прожекторов бликовал на их клювообразных шлемах.
Возле Сиба вел обычное ночное бдение отряд клериков — черный прямоугольник на огромном плацу, залитом голубоватым светом. Они маршировали, и шаги громом прокатывались по пустому помещению. Галебуса узнали сразу и не стали задерживать — он взлетел по мраморным ступеням на второй ярус, пробежал до «зала», где Эйзикил работал, ел и спал. Не раздумывая, Галебус распахнул дверь и ворвался в святая святых с громогласным криком:
— Мастер Эйзикил, у меня важные новости!
Его вторжение не произвело нужного эффекта: Эйзикил не спал — сидел, склонившись над книгой. И удар его не хватил, он лишь резко распрямился и прошептал возмущенно:
— Ну что ж ты так шумишь, смерти моей желаешь?
— Я выяснил, кто убил Дамира! — рокотал Галебус, меряя шагами «зал». — Вестницы. Я допросил проводника, который вестницам его и сдал. Все считали, что проводник мертв.
И на этот раз ничего не случилось с Эйзикилом, он поковырял ноготь и сказал:
— Камачек жив? Ты гениален, мой друг, раз до него добрался. Но к чему такая спешка? Ты явился среди ночи, произошло что-то ещё?
— Да. Он назвал имя организаторши… покушения. Агайра!.. — Галебуса мучила одышка, но он продолжал: — Любовница сайдонского комиссара. Прежде она спала с Ильмаром, младшим братом Дамира. Понимаете, мастер Эйзикил? Они каким-то образом научились… получать сведения. Мы должны допросить Агайру.
— Тебе нужны люди? Я правильно понимаю? — оживился Эйзикил. — Помоги мне подняться и проводи вниз. Половина клериков оставят службу и пойдут с тобой.
Галебус подставил Эйзикилу согнутую в локте руку. Старик оперся о неё и, прихрамывая, поковылял к выходу. Представив, как долго он будет преодолевать ступени, Галебус пришел в отчаяние. Или он сейчас издевается, а на лестнице «оживёт»?
Надежды не оправдались, и, пока добрались до Сиба, Галебус едва не поседел окончательно. У него руки чесались пытать Агайру. Он помнил эту гордую красотку, но думал, что она обычная подстилка, а не одна из авторитетных вестниц.
