С годами у нее появилась привычка готовить по воскресеньям праздничный завтрак. Это задумывалось как развлечение для детей. Традиционно воскресенье было днем, когда у Деборы было время готовить, когда можно было рассчитывать, что Грэг будет дома, когда заходили в гости ее родители. После того как Рут умерла, Майкл заходил один. Теперь, когда Грэг их оставил, дети еще больше нуждались в дедушке.
В это воскресенье Майкл позвонил и сказал, что не сможет прийти. По голосу было похоже, что у него похмелье, а нервы Деборы были натянуты как струны, и она не смогла промолчать.
— Что происходит, папа?
— Что ты имеешь в виду?
— Мне кажется, что у тебя… что тебе плохо. — Она не смогла заставить себя произнести слово «похмелье».
Майкл прокашлялся.
— Похоже, я подхватил грипп на прошлой неделе, когда принимал Буркесов.
— И это все? Я вспоминаю, как заезжала к тебе по утрам…Все это из-за твоей аварии, — ответил он, но быстро смягчился. — Сейчас это просто вирус. Спасибо, что беспокоишься. Увидимся завтра утром.
Отец повесил трубку, не дав ей сказать ни слова о его выпивке, отчего Дебора чувствовала себя полной трусихой. А потом еще и соучастницей, когда пришлось опять передавать эту полуправду детям.
Грейс обрадовалась, что официального завтрака не будет, и вернулась в свою комнату, прихватив с собой полрогалика. Но Дилан расстроился, что дедушка не придет. Мальчик отправился к себе, откусив только маленький кусочек французской гренки, которые Дебора так старательно готовила.
Оставшись в кухне наедине с остатками того, что должно было стать семейным завтраком, Дебора была в отчаянии, как никогда. Когда в дверь позвонили и она, подняв голову, увидела человека, который выпроводил ее с похорон, женщина подумала, что хуже уже быть не может. Мысленно еще раз обозвав себя трусихой, она решила не открывать.
Но по вине Дилана этот план провалился. Надеясь, что приехал папа, мальчик выскочил из комнаты и побежал по ступенькам. На полпути он споткнулся и кубарем покатился вниз. Дебора помогла ему встать. Ей пришлось буквально силой удерживать его, чтобы удостовериться, что он цел и невредим. Но Дилана было не остановить. Вырвавшись за секунду до того, как Дебора готова была отпустить его, он открыл дверь прежде, чем она смогла его предупредить. Увидев, кто пришел, мальчик разочарованно сказал:
— Я думал, это мой папа.
Посмотрев с несчастным видом на мать, Дилан побрел наверх.
Смирившись со случившимся, Дебора впустила пришедшего. Он был высоким, с такими же, как у брата, черными волосами и глазами. Вчерашний темный костюм он сменил на брюки и голубую рубашку с расстегнутым воротом и закатанными рукавами.
— Простите, — сказал мужчина, посмотрев на опустевшие ступеньки.
Дебора подняла подбородок.
— Это не ваша вина.
— Я не вовремя?
— Зависит от того, зачем вы пришли, — предупредила она и, зная, что терять нечего, добавила: — Это была нелегкая неделя. Честно говоря, я чувствую себя разбитой. Поэтому если вы пришли, чтобы сказать, что мне не следовало приходить на похороны, пожалуйста, не надо. Я поняла это еще в пятницу.
— Это было грубо с моей стороны. Я пришел извиниться.
От неожиданности Дебора сменила тон.
— Это я должна извиниться. Именно это я и пыталась сказать вам на похоронах.
— Да.
— Я действительно очень сожалею об аварии. Это был не лучший вечер для вождения. — На какое-то мгновение она забыла унижение, которое испытала в пятницу, и обрадовалась, что он пришел. — Я сожалею о вашей утрате. И приношу свои соболезнования жене Кельвина. — Это были слова, которые ей так и не удалось произнести в пятницу. — Как она?
— Нормально. Расстроена. Сердита.
Слово «сердита» напомнило Деборе о судебном иске, что в свою очередь напомнило о Холе. Если он запретил ей разговаривать с Джоном, то точно не хотел бы, чтобы она беседовала с этим человеком.
Но Хола здесь не было. А Дебора была не такой уж наивной.
— Это она прислала вас?
— Селена? Нет.
— Она знает, что вы здесь?
— Нет. И не очень обрадуется, если узнает. Я пришел, потому что пытаюсь понять, что произошло. — Нужно отдать ему должное, его озабоченность казалась искренней. — Я читал отчет полиции. Вы совсем не видели Кельвина?