— Естественно, я буду тебя любить.
— Дедушка, нет никакого «естественно». Посмотри на тетю Джил. Ты все еще сердишься на нее за то, что она не пошла учиться в колледж.
Это его задело. Майкл немного подумал и сказал:
— Это не значит, что я ее не люблю.
— Как ты можешь ее любить, если даже ни разу не попробовал то, что она печет?
Его щеки покраснели, он робко посмотрел на внучку.
— Твоя мама вчера оставила глазированную булочку. Я ее съел.
Грейс не сразу поняла услышанное.
— Ты позвонил Джил и сказал ей, что было вкусно? — Когда дедушка не ответил, она произнесла: — Видишь? Так будет и со мной. Когда мой папа узнает правду об аварии, он вообще не захочет со мной разговаривать. Тогда он меня по-настоящему возненавидит.
— Но сейчас он тебя не ненавидит.
— Кто бы говорил, — заплакала Грейс, но палец дедушки опять указал на нее.
— Грейс, ты совершаешь ошибку. Легче сделать вид, что он тебя ненавидит, чем признать, что у него были свои причины поступить так, как он поступил.
— Но он ушел, — сказала Грейс, стараясь доказать свою правоту. — Если он ушел, когда все было хорошо, что же он скажет теперь?
Дед улыбнулся. Она уже давно не видела этой нежной, предназначенной только для нее, Грейс, улыбки.
Об этом, заяц, ты спросишь у него. Лучшее средство от отрицания — это разговор.
У Деборы было отличное объяснение, почему она смотрит на улицу. Она хотела быть рядом с Диланом, который сидел за одним из столиков у окна и высматривал своего папу. Грэг говорил, что приедет в пять. Он сказал, что хочет избежать обычного для пятничного вечера скопления машин и что он теперь не получает удовольствия от езды по оживленным дорогам, хотя на самом деле он никогда не обращал на это внимания. Дебора неожиданно для себя подумала, что, точнее, Грэг никогда не ездил по оживленным дорогам. Он выезжал очень рано, а возвращался очень поздно.
Но тут же напомнила себе, что это не имеет значения. Обида ни к чему не вела. Злость была уже бесполезна.
— Где же папа? — в нетерпении спрашивал Дилан. Он сидел верхом на ее колене, облокотившись о стол, и не отрывал глаз от улицы.
— Уже едет, — ответила Дебора, мгновенно оторвавшись от своих мыслей ради сына. Дилан всегда был ласковым ребенком, но эти дни ушли в прошлое. Последние год или два он не хотел, чтобы его видели рядом с мамой. Наслаждаясь моментом, она обвила рукой его талию.
— Думаешь, Ребекка приедет вместе с ним?
Дебора надеялась, что нет. Ей нужно было поговорить с Грэгом без посторонних, особенно без его новой жены.
— Тебе нравится Ребекка? — спросила она Дилана.
— Она классная. — Мальчик оглянулся и посмотрел на мать расширенными от беспокойства глазами. — А если папа попал в аварию?
— Он бы позвонил.
— А если он не может?
— Тогда позвонила бы полиция. Похоже, твой глаз уже не болит.
Дилан уже не так часто щурился и моргал.
— Да. А если у папы нет с собой нашего номера, только номер Ребекки?
— Тогда она бы позвонила. — Дебора сжала сына за талию. — Дорогой, с папой все в порядке.
Дилан опять повернулся к окну. Как раз в этот момент синий пикап «вольво» остановился у кондитерской. Если не считать слоя дорожной пыли, машина выглядела как новая. Мальчик, который все еще всматривался вдаль в ожидании «фольксвагена», не сразу увидел, как его отец вышел из машины. Наконец Дилан с удивленным возгласом соскочил с колен Деборы и выбежал на улицу. Спустя несколько секунд он уже повис на Грэге, словно обезьянка, как делал, когда ему было три года.
— Погоди, — услышала Дебора рядом голос Джил. — Ты делаешь всю работу, несешь ответственность, переживаешь, а твоего бывшего встречают словно мессию? Почему ты улыбаешься?
— Я люблю видеть Дилана счастливым. Он столько всего пережил.
— Это новая машина?
— Похоже.
— Может, это машина Ребекки?
— Нет. Она водит грузовик.
— Грэг изменился.
Дебора тоже так думала. На нем были джинсы и сандалии, которые он всегда носил, но выглядел он иначе.
— Это из-за волос, — решила она. — Он постригся.
В последний раз у него были волосы до плеч. Теперь они едва прикрывали шею.
— И причесался, — заметила Джил. — И перестал краситься. С чего это он вдруг стал седым?