Наша амнистия - страница 10
Молча, еле сдерживая себя, сидели и «полицейские».
И вдруг все сразу изменилось, ожило. Карета покатилась по мостовой. Грохот колес заглушал шум.
«Лысый», сорвав шапку с головы, радостно крикнул:
— Товарищи! Узнаете меня?.. Я — «Лысый». Смотрите! Мы украли вас, везем на волю.
Освобожденные глядели, пораженные, не веря своим ушам, не зная, действительность это или сон.
— Правда, правда! — подтверждали другие «полицейские».
В карете творилось нечто невообразимое. Люди обнимались, целовались, жали друг другу руки, на один момент совершенно забыв, что дело пе доведено до конца, что на пути к освобождению могут еще встретиться препятствия.
Один из «полицейских» прервал это ликование.
— Братцы, о револьверах забыли?.
Еще момент, и освобожденные были вооружены браунингами.
— На всякий случай, — пояснил «Лысый». — Нас двадцать... Если придется, пробьемся.
Вдруг карета остановилась.
— Что это?
Все вытащили револьверы из кобур.
— Что случилось? — сунулся было «Лысый» к окошечку в дверях кареты.
— Молчите! — прошептал по ту сторону двери Марцелий.
Это он остановил карету, крикнув:
— Стой! Колесо!..
Кучер слез с козел и подошел к колесу, над которым, нагнувшись, что-то мастерили двое «полицейских». Он тоже нагнулся, но в этот момент был схвачен внезапно, как клещами, за горло.
Ему заткнули рот платком и втиснули внутрь кареты.
— Трогай! Погоняй!
Только тогда сидевшие внутри сообразили, чем была вызвана остановка.
Кучер нагнулся, но в этот момент был схвачен внезапно, как клещами, за горло.
— Лежи смирно, а то убьем! — крикнул кто-то лежавшему без движения на полу, перепуганному насмерть кучеру.
А карета двинулась дальше, за город, к огородам. Ворота огорода открылись, карета врезалась в огуречные гряды, и ворота вновь закрылись.
Началось превращение «полицейских» в штатских. Стефан обходил всех, собирал револьверы и складывал их в мешок.
— Погодите. Тут для каждого летнее пальто и шапка. В кармане пальто адрес, куда ему явиться.
Об этом позаботилась Анна.
— Кучера запереть в карете, — распорядился Марцелий.
— Готово.
— Уходить со двора поодиночке, каждый по своему адресу.
И за несколько минут двор опустел. Остались лишь Стефан и Марцелий.
— Ну, Марцелий, идите и вы, а я запру ворота.
— Запирайте. Я переберусь через забор.
— Зачем?
— Когда вы будете уже с той стороны забора, я переброшу вам мешок с револьверами, это будет вернее... А то как раз кто-нибудь подвернется.
Заперев ворота, Стефан взобрался на забор.
— Никого нет, давайте.
Сошло и это. Ушли и они.
Марцелий отправился к нам с докладом.
На этот раз и его пробрало. Мы радостно бросились к нему. В другое время он «осадил бы нас назад», но сейчас он трогательно и нежно расцеловался с нами.
Четыре часа утра. На дворе уже светло. За чаем, который вскипятила Анна, Марцелий рассказывал нам, как все происходило.
Неожиданно кто-то сигнальным знаком постучал в двери квартиры.
— Кто это может быть?
Мы с недоумением глядели друг на друга. Кроме Юра и Марцелия, никто не должен был приходить к нам.
Вошел один из «полицейских» — Бартек. Он был бледен, как полотно.
— Адрес в шинели оставил. Торопился...
Сразу испарилось радостное настроение.
— Фамилию не помните?
— Фамилию помню — Павловский, но адрес…
Анна знала адрес.
— Вот что, — сразу решила она, — идите вы с Марцелием к Павловским и немедленно уведите их с квартиры куда-нибудь в другой район. Если успеем — часа через три, раньше нельзя будет, — мы вывезем и их пожитки, а не успеем — пусть пропадают, лишь бы людей спасти. Идите, надо торопиться.
Они ушли.
Мы не беспокоились за Павловских. Прежде чем найдут, разберут адрес и явятся с обыском, пройдет несколько часов, а тем временем Павловские уже будут в надежном месте.
Несмотря на это, радостное чувство, охватившее нас после появления Марцелия, рассеялось.
В семь часов, уже на другой квартире, мы должны были получить сведения, как обошлось дело с отправкой освобожденных по железной дороге к границе, а Стефан должен был туда же сообщить, поднята ли уже полицией тревога.
До шести приходилось оставаться на этой квартире без дела.
Это было особенно томительно.
