Живописное село привлекло живописцев. Поселился под Борками московский художник Анатолий Петрович Тюрин. Бывший председатель здешнего колхоза Сергей Романович Ильин и художник Тюрин в залах озеровского дома решили открыть картинную галерею и колхозный музей. Крупные московские художники отдали свои картины.
Конечно, Иван Афанасьевич с Фаиной Михайловной подключились к созданию культурного центра. Роль интеллигенции на селе — учителей, врачей, агрономов, инженеров — очень интересовала Васильева. Поднять бы всю эту силу для того, чтоб городская культура пришла на село. Об этом он обстоятельно и взволнованно напишет позднее.
А пока надо хоть немного обжиться. Плотники подняли венцы сруба, крышу, навесили двери, окна, а уж нутро он обихаживал сам. Руки просились к топору, пиле, рубанку. С Усть-Держи не брался за них. И теперь махал топором, ширкал пилой, а неподалеку — заветная тетрадь. Когда работаешь, приходят неожиданные мысли и редкие слова, рождаются темы новых очерков.
О чем только не писали очеркисты в те годы! Я caм, заразившись от Ивана Васильева дотошным познанием села, писал о брошенных, заболотившихся лугах, о трагедии дальнего сиротского поля с хилыми всходами, необходимости возродить забытые отрасли — коневодство, пчеловодство, овцеводство, о давней боли северных областей — несносных дорогах, которые разрушал современный тяжелый транспорт. Тогда тема эта считалась запретной, потому что дороги были дороги, но ведь бездорожье-то еще дороже. Удалось обо всем этом написать. И радовало то, что все эти выступления находили отклик не только у читателей, засыпавших нас своими письмами, но и у руководящих людей — в районах и в областях. Ивана Васильева отличало то, что он знал не только экономическую сторону проблемы, но и стремился показать психологический аспект. Был он придирчив к себе и, чтобы удостовериться в правильности выводов, отправлялся вновь и вновь по милым сердцу местам — Псковской и Калининской областям. “Летом семьдесят восьмого я объехал верховья Волги, Днепра, Западной Двины, Великой, Ловати, Шелони — весь край истоков — Валдайскую возвышенность со специальной целью: собственными глазами посмотреть, что с землей”.
Зарождался новый цикл очерков в защиту пашни, русской хлебной нивы. Даже одно название тем говорит о широчайшем диапазоне разговора по душам, который вел Иван Васильев с читателями всех категорий — селянами и горожанами, средним руководящим звеном и председательским корпусом. Пробуждая сердечное сочувствие к деревне и ее жителям, давал он ответы на вопросы, как решить закавыки, как вернуть людей в деревню, сделать там сносной жизнь.
Передо мной изданная в 1981 году в “Современнике” обстоятельная книга Ивана Васильева “В краю истоков”. Вот раздел “Коренные и приезжие” — это о людях, живущих в деревне, и о специалистах, приезжающих в нее строить, проводить мелиорацию, о шефах с заводов и институтов, о дачниках. Или — “Трудная должность — рядовой”. Это о том уровне ведения хозяйства, которого достигли колхозы и совхозы к концу 70-х годов. Тоже проблема на проблеме. Но в людях было активное желание решить, расшить узкие места, выйти из тупиковых ситуаций.
Сравниваешь с сегодняшним положением деревни и думаешь: все-таки был подъем, были силы для него и были люди, замечательный председательский корпус. Они изучали ситуацию, видели выход и достигали успеха.
Таких книг, как эта, вышло у Ивана Васильева с добрый десяток, и все они расходились так же быстро, как детективы и бестселлеры. Но читатель был иной — серьезный, думающий, болеющий за деревню.
Раздумья о жизни и людях Великолукского района Псковской области задевают и вологжан, и вятичей, и архангельских, и калининских жителей, потому что проблемы не частные, а общие. А в ходе раздумий не преминул Иван Афанасьевич упрекнуть братьев-газетчиков, от которых никогда себя не отделял, хотя был членом Союза писателей, прозаиком с именем, и писателей: “Мне кажется, беда нашей “деревенской” публицистики в поверхностности изучения жизненных явлений и прямолинейности предлагаемых решений, — замечает он. — Потакая нетерпеливому читателю, жаждущему от писателя ответа, что же делать, мы торопимся, схватываем лежащие на поверхности факты и, не шибко владея диалектическим методом исследования, выдаем скороспелки... Между тем жизнь все усложняется и “прямых” решений становится все меньше. Пожалуй, их уже не осталось”.
