Естественно, что после такой речи заседание было прервано.
Нет ничего удивительного в том, что сам Достоевский был потрясен собственной речью. Он ведь впервые проверил на людях плод своих сорокалетних, как всегда и во всем мучительных размышлений, в данном случае о творчестве Пушкина, о его предназначении. Едва приехав из Благородного Собрания к себе в номер гостиницы, он сел за письмо к жене.
“Дорогая моя Аня, я сегодня послал тебе вчерашнее письмо от 7-го, но теперь не могу не послать тебе и этих немногих срок, хоть ужасно измучен, нравственно и физически... Утром сегодня было чтение моей речи в Любителях...”.
Далее следует подробное описание того, о чем мы уже знаем, а если бы не знали, то усомнились бы в достоверности свидетельства Достоевского, сочтя это за эпатаж, за его природную склонность к гиперболизации, за крайне вольную игру писательского воображения. Я воздерживаюсь дальше цитировать это сугубо личное, интимное письмо Достоевского к своей жене, вовсе не предназначавшееся для чужих глаз, но почему-то размноженное в миллионах экземпляров. Ведь будущие хулители творчества Достоевского воспользовались и этим письмом, обвиняя его в пропаганде мистицизма, мракобесия, в нескромности, саморекламе и даже в мелком лукавстве по отношению к И. С. Тургеневу.
Что касается “лукавства”, то критики Достоевского, наверное, были недалеки от истины, утверждая несостоятельность сопоставления образа тургеневской Лизы в “Дворянском гнезде” с образом пушкинской Татьяны. Но, вероятно, можно простить эту всеми понятую “маленькую хитрость” Достоевского, который попытался хотя бы таким образом отблагодарить И. С. Тургенева за его огромный вклад в организацию грандиозных торжеств по случаю открытия первого в России памятника великому поэту, а также за то, что на этих торжествах слава Достоевского несколько притеснила славу Тургенева.
Но нет и не может быть уступок хулителям речи Достоевского о Пушкине (можно только сожалеть, что среди них оказались Г. Успенский и М. Горький), которая одна стоила всех торжеств, предшествовавших ей. С годами изгладились из памяти очевидцев всякого рода эффектные детали праздника, а речь Ф. М. Достоевского даже спустя сто с лишним лет продолжает будоражить умы людей и чем дальше, тем больше убеждает их в исторической, нет, не побоимся сказать, — пророческой правоте автора.
Объясняя нравственный поступок пушкинской Татьяны, отказавшейся от своего “счастья”, Достоевский видит в ее образе самую суть русского характера — “какое же может быть счастье, если оно основано на чужом несчастии!” “Повсюду у Пушкина, — говорит Достоевский, — слышится вера в русский характер, в его духовную мощь, а коль вера, стало быть, и надежда, великая надежда за русского человека...”.
Всеотзывчивость русского характера, та самая “тайна русской души”, привела Достоевского через анализ творчества Пушкина к мысли о том, что сила духа русской народности заключена в стремлении “в конечных целях своих ко всемирности и ко всечеловечности”.
Где же здесь мистицизм и реакционность Достоевского, на которые так напирали его хулители? Не об этом ли сейчас идет речь, когда нависла реальная угроза гибели всего человечества?!
Поистине провидчески прозвучали слова Ф. М. Достоевского об особом предназначении России, о том, что “будущие грядущие русские люди поймут уже все до единого, что стать настоящим русским и будет именно значить: стремиться внести примирение в европейские противоречия уже окончательно, указать исход европейской тоске в своей русской душе, всечеловеческой и всесоединяющей, вместить в нее с братской любовью всех наших братьев, а в конце концов, может быть, и изречь окончательное слово великой, общей гармонии, братского окончательного согласия племен...”.
Когда произносились эти слова, мало было указаний на то, что Россия 80-х годов XIX столетия способна изречь слово гармонии, слово братского согласия всех народов. Но, как сказал Ф. М. Достоевский, он не раскаивается, что произнес эти слова, как ни покажутся они восторженными, преувеличенными и фантастическими. Для нас же знаменательно, что они были произнесены на открытии первого памятника нашему великому поэту.