Правительства Колчака, Деникина и Врангеля имели постоянные контакты с Варшавой. Во главе русской дипломатической миссии при польском правительстве стал Г. Н. Кутепов, царский дипломат, бывший вице-директор дипломатического департамента при Ставке главнокомандующего в Могилёве, который после официального признания Колчака Антантой через Париж в 1919 г. прибыл в Варшаву. Его назначение было оформлено в соответствии с дипломатическими нормами, т.е. с предварительным запросом о даче ему польской стороной агремана. Миссия Кутепова считалась главной миссией, поскольку в Варшаве находились также представители от других белых формирований (от Деникина, Юденича, от казаков и пр.). Г. Н. Кутепов в течение трёх лет фигурировал в списке варшавского дипломатического корпуса, представляя поочередно всех основных руководителей белого движения. Эта миссия из-за угрозы взятия столицы наступавшими частями Красной армии в начале августа 1920 г. вместе с варшавским дипломатическим корпусом эвакуировалась в Познань.
Со своей стороны, польские военные миссии были представлены при белых правительствах в Омске, Таганроге и Севастополе.
Как и Колчак, Деникин придерживался взятой на вооружение белым движением линии, в соответствии с которой восточные границы независимой Польши должно окончательно определить будущее Учредительное собрание. Польская сторона продолжала настаивать на немедленном решении территориального вопроса, опасаясь, по вполне понятным причинам, что в этом Собрании в случае краха большевизма могут возобладать великодержавные устремления и Польша получит иной статус и иные территориальные границы, чем это ей хотелось бы.
Несмотря на то, что Деникин положительно относился к возрождению польского государства и вообще к полякам (его мать была полькой по национальности)*, он не считал себя вправе нарушить установленную позицию в польском вопросе. О доброжелательном отношении А. И. Деникина к Польше сообщается, в частности, в секретном донесении в Варшаву от 18 августа 1919 года представителя командования польской армии при главно-командующем вооружёнными силами на Юге России. В этом донесении приводятся следующие заявления Деникина:
Переходя конкретно к нашей границе с Россией, ответил на мой вопрос, что сам в данный момент не имеет права её определить, однако выразил мнение, что, без сомнения, в установлении этой границы должны учитываться этнографические, исторические факторы и, наконец, двусторонняя выгода обоих соседних государств и всё то, что будут им гарантировать постоянные дружеские отношения. “Мне известно о том, добавил он, что уже работают различные законспирированные агенты как в Польше, так и в России, чтобы снова испортить взаимоотношения наших возрожденных государств. Прежде всего это находится в интересах Германии, а затем также в интересах наших нынешних союзников, чтобы Славянство не было слишком сильным [...] О том, что возрождающаяся Россия искренне настроена к возрождающейся Польше, свидетельствует хотя бы акт добровольного отказа от польских земель в 1917 году, добровольное согласие на их отделение, чтобы исправить прежние ошибки России [...] Германию нужно принудить отдать Познаньское воеводство и Силезию, нужно вырвать им это из горла [...]”
Относительно дальнейшей активной борьбы с большевиками Деникин выразил мнение, что Польше должен её диктовать сам инстинкт самосохранения [...]
“У меня есть много и личных причин, сказал в заключение генерал Деникин, быть искренним другом поляков (мать — полька), и поэтому тем более болезненным было бы для меня то, если бы моя встреча с поляками имела иной, нежели дружественный, характер”**.
Позиция польской стороны приводила к тому, что она постоянно уклонялась от координации военных действий, а осенью 1919 года пошла на фактическое временное перемирие с большевиками. Этот малоизвестный эпизод в истории советско-польских отношений, по вполне понятным причинам, ранее оставался в тени, чтобы не создавалось впечатления, будто победа над Деникиным и Врангелем в определённой степени достигнута и благодаря Польше.
