Потом послышалась итальянская речь, карабинер, дружелюбно улыбаясь, отворил калитку и провел гостя вовнутрь, не забыв запереть за ним калитку.
Тем временем к калитке подошли еще двое посетителей. Они с недоумением и интересом рассматривали публику вокруг, пока один из них не спросил по-русски:
— Здесь что, очередь?
— А вы к кому? — озаботился Кусик, подходя поближе.
— Мы к послу, — пожал плечами один из мужчин, внимательно глядя на жирные щеки партийного босса. Потом он нажал на звонок, и Кусик быстро, как подстреленный, отбежал от калитки метров на десять.
Вышел карабинер, снова бросил пару звонких итальянских фраз, улыбнулся и проводил гостей в глубину двора, не забыв захлопнуть калитку и строго посмотреть на Кусика.
— Э-э, Евгений, мы, простите, поедем — у нас съемка на час дня назначена, — к Кусику подошли журналисты одного из телеканалов.
Они быстро собрались, к ним подъехала машина, и туда напросилось еще двое фотокоров.
— Я бы тоже уехала, но мне заказали этот сюжет, — грустно сообщила мне Дина, стоя у забора и едва заметно почесываясь об него правой лопаткой. Не мылась она неделю, что ли, подумалось мне. Долгое ожидание действовало на нервы, делало раздражительным.
Наконец, во двор посольства вышел невысокий мужчина в синем деловом костюме. Он неторопливо подошел к калитке и посмотрел на нас.
— Кто здесь главный? — спросил он, обращаясь ко мне.
— Главный спрятался вон там, — отозвался я, указывая пальцем на Кусика, сидящего на поребрике в окружении соратников.
Тот услышал, быстро вскочил на ноги, подбежал к нам и закудахтал у калитки, отжимая меня плечом от господина посла:
— Мы вас так ждали, так ждали. Мы должны вручить вам подарки в честь дружбы Украины и Италии. Вот, смотрите, — он, не глядя, вырвал корзинку у ближайшего соратника. Это оказалась Настя, которая старательно улыбалась господину послу отрепетированной за эти часы ожидания улыбкой. Дипломат посмотрел на корзинку с некоторым опасением, но кивнул подошедшему карабинеру.
Тот открыл калитку и, показав на Кусика пальцем, повернулся к послу за реакцией.
Посол утвердительно кивнул, но что-то добавил вполголоса.
— Ноу камеры! Ноу камеры, пардон, — обратился на странном наречии Кусик к местной прессе и прошел во двор.
Следом проследовали пионеры, но далеко не ушли — сначала их заставили убрать все телефоны в специальные пронумерованные ящики здесь же, во дворе, а потом оказалось, что никуда дальше идти и не планировалось — господин посол соизволил принять их тут же, не отходя далеко от калитки.
Процедура заняла меньше минуты — посол все-таки взял корзинку в руки и сразу ушел, вежливо всем улыбнувшись на прощание. Последующие несколько минут молодые люди забирали свои телефоны под пристальным взглядом карабинера и выпроваживались наружу.
Когда посольская калитка захлопнулась за всеми, Кусик преувеличенно бодрым голосом сказал:
— Осталось только посольство Нидерландов, и все.
В ответ раздался стон и несколько отчетливых ругательств. Несколько человек из числа пионеров заявили, что никуда уже не пойдут, потому что «это дурдом», и они «как-то иначе все это себе представляли». Журналисты ушли молча, не прощаясь.
Дина подошла ко мне, ухмыляясь:
— Чтобы ты понимал — посольство Нидерландов расположено далеко отсюда, за Воздвиженкой. Я-то поеду, мне деваться некуда, заказ…
— А я, пожалуй, пойду — наснимал много, это-то девать будет некуда, — с облегчением признался я.
— Давай, удачи, — она поманила Олексия тонкой ручкой, и они неторопливо пошли в переулок к редакционной машине.