Лица напротив меня согласно закивали. Я смотрел на них с изумлением, а потом уже и с плохо скрываемой ненавистью. Они, значит, поиграли в войнушку. Убили несколько тысяч своих граждан, выгнали два-три миллиона человек из своих домов в Донбассе, уничтожили там почти всю инфраструктуру, лишили людей работы, по всей Украине объявили охоту за русскоязычными гражданами, засадили в тюрьмы тысячи или даже десятки тысяч из них, и теперь говорят — а давайте разойдемся, чего нам делить, надо снова делать бизнес?!..
Видимо, мое лицо меня выдало. Бородатый негромко сказал:
— Выпить ему надо, вот что.
Остальные как-то преувеличенно засуетились, вызвали официантов, те тоже устроили некоторую суету, итогом которой стал почти пустой зал. Передо мной стоял графинчик водки, тарелка закуски и стакан. Напротив сидел все тот же чиновник из министерства энергетики и тоже пил водку, но не закусывал.
— Что-то ты прям с лица спал, дружочек, обидели мы тебя, что ли? — озаботился он, поправляя очки.
— Да нет, меня вы не обидели, — честно ответил я, допивая свою водку из хрустального стакана.
— А-а, ты, типа, за народ переживаешь? — он допил и снова налил себе и мне на два пальца водки.
— Ты за народ не переживай, пустое это дело. Вот тебя сейчас отвезет водитель на место, откуда взял, пойдешь ты по улице, а народ тебе по кумполу зарядит — за то, что ты не так идешь, или не так стоишь, или еще что. Народ без врага не может. Сегодня русские, завтра венгры, послезавтра китайцы. И какая в жопу разница?
Он явно перебрал, и я понял, что надо как-то сматываться.
— Я пойду, спасибо за угощение. У меня еще съемка у посольства Германии.
— Германии? Степан, зайди, — буркнул он в телефон.
В зал зашел знакомый громила.
— Отвези нашего дорогого гостя на улицу Богдана Хмельницкого, 25.
— Слушаюсь.
Он посмотрел на меня с пьяным прищуром:
— Мы еще с тобой нормально побеседуем, надеюсь. Я тебя так авторитетно представил коллегам, а ты слился. Как же так, где твоя ответственность? Нам всем нужно заканчивать эту бессмысленную вражду, — сказал он с отчетливым разочарованием в голосе.
Потом он уронил телефон под стол и, неловко скорчившись, полез туда за ним.
Я тут же поспешно встал, попрощался в потолок и пошел вслед за громилой прочь из зала, а потом вниз по лестнице.
Вслед мне вдруг донеслись жалобные завывания, в которых я угадал послевоенную русскую песню «Иволга». «В этой роще березовой, вдалеке от страданий и бед, где колеблется розовый немигающий утренний свет…». В знаменитом советском фильме «Доживем до понедельника» эту песню, помнится, исполнял Вячеслав Тихонов, актер, прославившийся ролью антифашиста, советского разведчика Штирлица.
Акция на улице Богдана Хмельницкого оказалась очередной пустышкой. С огромным раздражением я смотрел на трех невзрачных активистов, вставших перед стеклянными стенами посольства Германии с нечитаемыми плакатами. Перед активистами стояли штук пять операторов местных телеканалов и еще столько же фотографов — эта акция била рекорды по соотношению числа о участников на количество журналистов.
Я тоже достал камеру, включил и встал рядом с коллегами. Один из троицы активистов, дерганый бородатый мужичок в грязном камуфляже, нудно и косноязычно пересказывал журналистам банальные исторические анекдоты, попутно укоряя немецких политиков за поддержку Минских соглашений.
— Мы пришли сюда сказать Штайнмайеру, что никакие Минские соглашения выполнять не будем! Меркель правильно выступала за санкции к России, но теперь ее министр иностранных дел Штайнмайер требует проводить выборы в Донбассе. Это что, Моторола будет народным депутатом Украины?! — возмущался боевик.
В руках он держал картонку с рисунком мужчины и женщины. Женщина была нарисована рослой и красивой, мужчина — мелким и неприятным.
— Это русский боевик, сепаратист по кличке Моторола со своей женой. Мы его ненавидим. Мы не позволим всяким ничтожествам стать народными депутатами Украины!
Говорить с этим гражданином было не о чем, но я все-таки по инерции спросил, что он думает об альтернативе Минским соглашениям, и вообще об урегулировании гражданского конфликта между украинскими националистами и русскими сепаратистами. Соседи, фоторепортеры и операторы, услышав мой вопрос, отпрыгнули от меня, как от чумного.
