Он снова замолчал, внимательно рассматривая свои исцарапанные руки. Я не торопил его. Больше всего мне хотелось достать сейчас камеру и снять для наших избалованных зрителей эти настоящие, живые эмоции, но было понятно, что это невозможно.
— У вас же оставались какие-то авторитетные персонажи в руководстве компартии, — сказал я осторожно.
— Да, были, конечно, разные фигуры, но они на самом деле ничего не решали. Они только ныли в президиумах, что ай-ай-ай, «наступает фашизм», «мы все как один должны остановить его». Особенно красиво это получалось у них на международных конференциях. Знаешь, как это бывает где-нибудь в Германии, в тепле и безопасности. «Европа должна вспомнить, к чему приводит поддержка фашизма», и прочее бла-бла-бла. А Европе было насрать — у нее свои задачи, и среди них нет такой задачи, как борьба с фашизмом на Украине. Европе интереснее другое. Фашисты им безразличны, больше того, фашистов они прямо поддерживают, дают им деньги, оружие, все что угодно!
Он распалился, снова гордо поднял лохматую голову, привстал из-за стола, и на нас начали оглядываться с соседних столиков.
— Надо уходить, — быстро сказал я ему.
Он тут же встал, и мы пошли на выход. Но далеко не ушли — неподалеку от выхода нас нагнал коротенький толстенький мужик с острыми маленькими тревожными глазками на широком лоснящемся лице.
— Андрей, я же просил не устраивать здесь политических собраний, — прошипел он еле слышно, придержав Андрея под руку.
— Извини, Василий, случайно разошелся. Так-то мы просто поесть пришли, — откликнулся Андрей, примирительно подняв тонкие руки прозрачными ладонями вверх.
— Смотри, мне неприятности не нужны, ты знаешь, — с нажимом добавил хозяин, с подозрением разглядывая меня.
— Все было очень вкусно. Спасибо, товарищ, — сказал я ему совершенно искренне.
— «Товарищ», — передразнил он меня. — Не знаю я, какой ты мне теперь товарищ, если ты — москаль. Идите уже оба с богом, не отсвечивайте тут лишний раз.
Уже на улице, у дверей столовой, мы с Андреем попрощались. Я вернул ему флаг, он засунул его под мышку и быстро ушел, повернув в ближайший переулок.
Я не успел попросить его о контакте, но потом подумал, что, может, и правильно — часто такие безумные активисты являются агентами политической полиции. Он бы сдал меня в тот же день, а мне это надо? Чем меньше контактов, тем спокойнее спишь.
С другой стороны, интервью с реальным коммунистическим подпольем — это была бы очень крутая журналистская удача. Хотя, Андрей же сам признавал, что до подполья его не допускают — значит, не доверяют. И тому, видно, есть причины.
Я брел по улице, размышляя о превратностях коммунистической идеи в странах бывшего СССР. Поразительно, конечно, с какой быстрой готовностью бывшие коммунисты превратились в настоящих капиталистов, какими их раньше изображали на карикатурах или в советских художественных произведениях. Они стали беспринципными, жадными, наглыми. И как же быстро вместе с коммунизмом бывший СССР покинул интернационализм — особенно в азиатских республиках. И как странно, что национализм в самых гнусных его формах предпочли не заметить в цивилизованной Европе — ни откровенный апартеид русскоязычного населения в Латвии и Эстонии, ни военизированные отряды штурмовиков на Украине с их точным копированием нацисткой символики, слоганов и прочего ксенофобского антуража.
Неожиданно для себя я добрел до здания парламента, где уже началась акция переселенцев из замученного гражданской войной Донбасса. Несколько десятков человек стояли вдоль ограждений, держали в руках самодельные плакаты и как-то на редкость робко скандировали: «Украина — общий дом, почему я стал бомжом?». Особенно старался мальчишка лет десяти, да и остальные дети были намного активнее взрослых.
Когда я достал камеру, энтузиазм взрослых переселенцев совсем сошел на нет. Они внезапно замолкали, опускали глаза, отступали из шеренги в сторону, прикрывая лица, но не осмеливаясь делать мне замечания за съемку в упор.
Через минуту мне стала понятна причина этой робости — рядом с шеренгой переселенцев стояли несколько наци, штурмовиков в камуфляже. Они громко выговаривали этим людям на украинском языке, что им не следовало бежать из Донбасса, а надо было брать в руки оружие и убивать сепаратистов.
