В Алайе супругам отвели однокомнатную квартирку окнами на солнце в здании торгового представительства, где скопом жили все сотрудники.
Единственная роскошь заключалась в том, что на крыше дома имелся бассейн с лежаками под пластмассовой крышей.
Там Алина по имени Маша и проводила все дни с маленьким Сережей-Васей, а когда солнце уходило, она спускалась вниз, в свою раскаленную квартиру, доставала из холодильника молоко, из шкафа рис и варила кашу с бананом.
Сергей в целях экономии покупал только молоко, бананы, рис и лепешки.
Вскоре началась зима, сезон дождей.
Жара стояла как в бане.
Тем не менее Алина все так же поднималась наверх, сидела под пластмассовой крышей, читала и писала.
Она плавала вместе с маленьким Васей.
Он быстро научился, уже в два месяца прекрасно держался на воде.
Правда, бабы были недовольны: дите собой не владеет, может нагадить в бассейн. А воду тут меняют хорошо если раз в неделю. Когда совсем бульон.
Алине принесли несколько неновых, стираных подгузников, редкую в СССР вещь.
Мамаши тут их стирали, сушили и использовали до победы.
Теперь малыш плавал, как иностранец, в подгузниках.
Ночью ее ожидала обычная пытка: они спали в одной кровати, и Сергей использовал Алину как обычную шлюху. Иногда он презрительно называл ее «Лариска».
Каждую ночь драться, уходить спать в кухню на голом полу, да и там на тебя навалятся — и бояться любого шага — наконец стало невыносимо, да и при малейшем шуме сын начинал орать.
И она терпела.
Ну мало ли, попадают женщины не по своей воле в публичный дом, как рабыни. Тут или вешаться, или дожидаться освобождения.
Этот дубина с удовольствием говорил ей почти что шёпотом, вставая:
— Ты же мусорная яма, помойное ведро. В тебя сливают! Приехала тут! Думала, заграница, все ей обломится! Ребенка своего кинула. Ты корова дойная, больше ты ничего. Любая уличная девка и то тебя дороже, все-таки деньги ей дают, что-то умеет, а не как ты, колода.
Один раз он разошелся:
— Думаешь, я не знаю, как таких расшевелить? Лежит доска два соска. Я все знаю. У нас Майк в группе, в душевой после баскетбола, смотреть не на что, шесть сантиметров, не больше, а тоже выдавал: как ей не почесать где чешется, они у меня все довольные уходят, очередь собирается, звонят одна за одной. Все повторял: «Я мужчина-лесбиянка». А вот ты (…), от меня получишь, поняла, (…), больше ничего. Хотя у меня в спокойном состоянии девять. Но Маше было нельзя, а вам, ларискам, все равно что брать, пять или десять.
Все эти непонятные речи Алина, человек деликатный, мягкий, дочь своей несчастной матери, но и дочь своего деспотичного отца, должна была выслушивать.
К сожалениию, у нее был прекрасный слух. Абсолютный, как говорила в музыкалке ее маме педагог по фортепьяно Наталья Петровна Петрова.
Только ребенок, Сережа-Вася, днем давал успокоение и радость, ничего больше не было.
Но уезжала на родину одна пара с ребенком, у них был подростковый складной диванчик, и Алина поменялась с ними, отдала им детскую кроватку. Все равно они отправляли вещи по железной дороге.
И теперь она спала с Васей на этом раздвижном диванчике, у стены.
Громко ругаться хозяин себе позволить не мог, шипел у себя в кровати.
Демонстративно пыхтел под простыней, трясся.
Единственное, что доставляло Алине радость — ее ребенок, которого она продолжала кормить и дальше, ее комочек счастья посреди большой беды и безо всякой надежды.
И книги на чужих языках.
И праздники местных.
У аборигенов, кстати, они были роскошные, у этих бедняков — две горсточки риса в день — даже какие-то торжества!
Иногда вечерами по пустым до горизонта мостовым, без единого человека и машины (люди толпились на тротуарах или стояли на балконах) проходили величественные колонны иллюминированных слонов и отряды пляшущих воинов в юбках и роскошных мундирах, а также самое главное — издалека, за сотни метров заметные, следовали грохочущие музыкой, светящиеся огромные платформы с пятиметровыми плоскими фигурами расписных богов, украшенных горящими, мигающими лампочками, увешанных цепями, великанской бижутерией, флажками и полотнищами. А за ними ехали телеги с передвижными электростанциями, их везли за оглобли мужчины в национальных костюмах, потом шли оркестры, а следом девочки в одинаковых коротких юбочках и гольфах, в пилотках, с пушистыми шариками в руках. Шарики качались и подпрыгивали одновременно, такая начиналась красота!
