— Может, расскажешь, что случилось?
Джессика покачала головой.
— Лучше покажу, — ответила она и принялась направлять Майрона. Когда они достигли дороги, которую кто-то вполне оправданно прозвал рыжей грунтовкой, Джессика сказала: — Мой отец снял здесь домик.
— В этих лесах?
— Да.
— Давно?
— Две недели назад. Оформил аренду на месяц. По словам владельца, отцу хотелось тишины и покоя вдали от мирской суеты.
— Не очень-то на него похоже, — заметил Майрон.
— Совсем не похоже, — согласилась Джессика.
Спустя несколько минут они подъехали к домику. Майрону с трудом верилось, что Адаму Калверу пришла бы охота провести здесь отпуск: за время своей близкой дружбы с Джессикой он успел неплохо изучить ее отца. Калвер увлекался азартными играми, любил скачки, рулетку, блэкджек. Он был человеком действия. Тишина и покой в его понимании — это концерт Тони Беннетта в зале «Сэндз».
Они выбрались из машины. Джессика была стройна, как стрела, и шла твердой ровной поступью, которой в былые времена Майрон всегда любовался. Но сегодня ее походка не была стремительной, казалось, будто ноги уже устали нести это прекрасное тело.
Деревянные ступени веранды заскрипели. Майрон заметил, что они уже почти насквозь прогнили. Джессика открыла замок двери и толкнула ее.
— Взгляни-ка, — указала она.
Майрон взглянул. И ничего не сказал. Он чувствовал, что Джессика пожирает его глазами.
— Я проверила чеки отца, — сообщила она. — Он потратил три с лишним тысячи долларов в манхэттенском магазине «Сыщики и шпионы».
Майрон знал этот магазин. Вне всякого сомнения, товар в хижине был оттуда. На кушетке лежали три видеокамеры «Панасоник» с кронштейнами для подвески. Здесь же стояли три маленьких телеэкрана, тоже «Панасоник». Такими оснащались крупные охранные фирмы. Два видеомагнитофона «Тошиба», мотки проводов, кабелей и тому подобное.
Но груда этого хлама являла собой еще не самое удручающее зрелище. Присутствие здесь электронного оборудования могло означать что угодно. Но тут были еще два предмета, на которые Майрон уставился таким взглядом, каким обычно ребенок смотрит на блестящую монетку. И наличие этих предметов говорило о многом. Они служили своего рода катализаторами, последними необходимыми составляющими варева, которое было слишком ядовитым и которое, несомненно, следовало обезвредить.
У стены стояла винтовка. А на полу рядом с ней лежали наручники.
— Что за чертовщину он тут творил? — спросила Джессика.
Майрону казалось, что он слышит ее мысли. В окрестностях этого домика находили трупы девушек. Их показывали по телевизору, и теперь изуродованные, разложившиеся тела встали перед глазами Майрона и Джессики, будто призраки, которых уже никогда не изгнать.
— Давно ли он приобрел все это барахло? — спросил Майрон.
— Две недели назад. — Глаза у Джессики были ясные, взгляд вполне осмысленный. — Послушай, у меня было время подумать об этом. Даже если подтвердятся наши худшие опасения, ясности все равно не будет. Как понимать снимок в журнале? Почему конверт надписан рукой Кэти? Что это за телефонные звонки? И почему, в конце концов, его убили?
Майрон понимал, что Джессика ищет объяснение, любое объяснение, кроме того, которое напрашивается само собой.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил он.
Джессика сложила руки на груди, сжав пальцами локти. Казалось, она пытается согреться.
— Я чувствую себя неприкаянной, вот как я себя чувствую, — ответила она.
— Ты выдержишь еще один удар?
Ее руки повисли как плети.
— Какой? Что все это значит?
Майрон замялся.
— Проклятие, да не надо меня щадить! — выпалила Джессика.
— Послу…
— Знаю я эту твою дурацкую привычку оберегать маленьких девочек! Говори, что тут творится!
— В ночь исчезновения Кэти ее изнасиловали несколько человек из команды Кристиана.
Джессика отпрянула, словно ей влепили пощечину. Майрон протянул к ней руку.
— Я очень сожалею.
— Лучше расскажи мне обо всем, что случилось.
Майрон рассказал. Ясные глаза Джессики затуманились, взгляд сделался пустым. Она очень долго молчала. Потом наконец с трудом выговорила:
— Подонки. Будь они прокляты.
Майрон кивнул.
— Один из них убил ее, — продолжала Джессика. — Или все скопом, чтобы заткнуть ей рот.
