Любой тинейджер на моем месте уже садился бы в самолет, бросившись к постели больной бабушки. Но у этих тинейджеров бабушка не Элизабет Уортингтон, известная своим общественным статусом и считающая его достойным восхищения и воодушевления. Теперь-то она поняла, что кровь в ее жилах не голубого цвета и что здоровье ни за какие деньги не купишь.
Прочитав письмо еще два раза, я кладу его обратно в конверт и велю себе забыть о нем. Уж лучше бы я его не читал. А все Эштин. Если бы не она, я бы теперь не испытывал чувства вины. Надо на что-то переключиться, иначе буду думать про это всю ночь напролет. Только с одним человеком я способен выбросить письмо из головы.
Эштин у себя в спальне, за ноутбуком. Комната розовая, стены разрисованы цветами. На кровати мягкие игрушки. Над письменным столом постеры с «Чикагскими медведями» и большая фотография какой-то Кэйти Кэлхаун в техасской футбольной форме.
– Это самая девчачья комната из виденных мной. В ней мой уровень тестостерона стремительно падает.
Оторвавшись от компьютера, она резко поднимает голову.
– Это шутка?
– Типа того. – Я откашливаюсь и слегка облокачиваюсь на туалетный столик. – Просто хочу сказать, чтобы ты была готова в семь вечера.
– К чему готова?
– Ты спор проиграла, припоминаешь?
– Ну, мне не обязательно соблюдать условия этого спора. Ты сказал, что в письме приглашение в Олимпийскую сборную по синхронным прыжкам на батуте. Ты соврал.
– А это не имеет отношения к делу. Ты сказала, что Олимпийской сборной по синхронным прыжкам на батуте нет, а я поспорил с тобой, что есть. Дело в шляпе, Эштин. Ты проиграла. Настало время расплаты, и это время – сегодня вечером.
Я СИЖУ В СВОЕЙ КОМНАТЕ, смотрю на часы. Время шесть тридцать. Я не собиралась уступать Дере-ку и в самом деле пойти на это не-свидание. Но в то же время не хочу, чтобы он подумал, будто я иду на попятный и нарушаю договор. Вероятно, Де-рек ожидает, что я приоденусь, но ему предстоит разочарование.
У меня наверняка круги под глазами и ужасный вид оттого, что я плохо спала прошлой ночью. Как раз подойдет для не-свидания с Дереком. Решив идти до конца, я вваливаюсь в ванную за резинкой для волос… и натыкаюсь на Дерека. Он наклонился над раковиной и бреется… обернутый ниже талии полотенцем.
– Ты не закрылся. – Рукой я прикрываю глаза, чтобы не видеть этого запредельно привлекательного полуобнаженного тела.
– Ты так и пойдешь, милашка? В трениках и футболке?
– Да. – Я не убираю ладонь от глаз. Слышно, как он споласкивает в раковине бритву.
– Сексапильно.
– Я не стремлюсь к сексапильности.
– Эштин, посмотри на меня.
– Зачем? – В животе щекотно от того, что мы так близко, и на нем только полотенце, подчеркивающее V-образную форму тела, и я стараюсь держать дистанцию, хотя и не хочу. – Ты хоть полотенце поправь. Сползает.
– Оно не сползет, если ты его не сдернешь.
– Еще чего. – Я убираю руку от глаз. – По-моему, у тебя проблемы с самооценкой.
– Проблемы с самооценкой? – Посмотрев на меня искоса, он усмехается. – Да-а, конечно.
– Дерек, – говорю я самым что ни на есть нежным, женственным голосом. – Допустить – это значит сделать первый шаг к выздоровлению.
– Думается, проблемы у меня имеются, но проблемы самооценки среди них нет. Рад, что ты опять такая, как раньше. Хочешь стоять здесь и смотреть, как я бреюсь, – пожалуйста. Это поможет поднять мою самооценку настолько, насколько мне, по твоему мнению, ее не хватает.
– Дерек, не хочу я на тебя смотреть. Я хочу резинку для волос. – Я протягиваю руку так, чтобы не задеть его, и достаю из ящика резинку. Меня обдает запахом свежевымытого тела, к которому примешивается его одеколон. Зачем он принял душ – можно подумать, что готовится к настоящему свиданию. Это не свидание, а расплата за проигранный спор.
– Не хочешь намекнуть, куда мы отправляемся? – интересуюсь я, готовясь к худшему.
– Не-а. Что, не любишь сюрпризов?
Сюрприз был, когда родители объявили, что разводятся. Сюрприз был, когда мама собрала вещи и уехала. Сюрприз был, когда Брэнди исчезла с Ником. Смотрю на него с совершенно серьезным лицом.
