Они целуются и сюсюкают. Вик отворачивается. Джет морщится и делает вид, что его тошнит.
– Правда, ребят, уединились бы, что ли?
Я толкаю Джета в бок:
– Оставь их в покое. Когда сам влюбишься, тоже так будешь.
– Видишь ли, этому не суждено случиться. А если все-таки да, то пристрели меня, чтоб не мучился.
Виктору приходит эсэмэска, он ругается себе под нос.
– Мне надо идти.
Джет вскидывает руки:
– Я что, один буду план составлять, как Фэрфилд отметелить?
– Может, нам не стоит торопиться с отмщением, вроде как мы выше этого? – предлагаю я.
– А разве мы выше? – протестует Джет. – Я – нет. Ты, Эш, заблуждаешься, считая, что тебя выбрали капитаном, ожидая или желая благородных действий. Давай посмотрим правде в глаза: если бы голосовали за самого симпатичного парня, то победил бы я.
Моника, не сводя глаз с Трея, поднимает руку.
– Я протестую. Самый симпатичный в команде – мой бэби.
Джет смеется:
– Ты необъективна. Эй, Паркер, ты и вправду хочешь узнать, почему выбрали тебя?
– Вообще-то нет.
Джет обязательно скажет, что у меня самая большая грудь или еще какую-нибудь пошлость. Или, как Лэндон, заявит, что сам все подстроил, – это будет ужасное чувство, будто я недостойна. Я хочу знать правду… но только, надеюсь, она далека от мнения Лэндона.
– Я хочу узнать, – вмешивается Дерек.
Джет обнимает меня за плечи и, как тряпичную куклу, прижимает к себе.
– Ее выбрали капитаном за то, что она самая шикарная телка в команде.
– Джет, я единственная девчонка, – поправляю я.
– Я еще не закончил. Еще ее выбрали капитаном за редкое для девчонки мужество. Она не сдается и не ревет, когда получает на поле синяки, раны и терпит грубое обращение. Она показывает высший класс каждый, к черту, раз. Она наша движущая сила, это уже точно. – Он переводит взгляд на Дерека. – Эта девчонка пришла в команду в девятом. Народ заключал пари, что она через неделю бросит. Я-то знаю, сам на этом материально пострадал. Не говоря уже о том, что некоторые нарочно вели себя так, чтобы она бросила, и я в том числе, но она не сдалась. За это мы ее и уважаем. – Теперь он рассматривает мою грудь. – И сиськи у нее лучше всех.
ПРИ УПОМИНАНИИ О ГРУДИ Эштин я отворачиваюсь и делаю вид, что интересуюсь остатками «Скитлс». Не буду обращать внимания на грудь, да и на остальные части тела Эштин. Я и так уже немного зациклился на этой девчонке. Так что ее женскими прелестями мне интересоваться не следует, и не только по причине, которая на поверхности. Я закрываю ноутбук, но тут ко мне обращается огромный латиноамериканец:
– Слушай, Дерек, так как насчет помощи?
– Вик, помощь нам не нужна, – вступает Эштин. – Не говоря уже о том, что сказала сестра. Дереку запрещено нам помогать.
Да-а, но от этого мое желание нарушить правила только усиливается.
– О какой помощи идет речь?
– План мести за беспорядок во дворе у Эштин.
Теперь очередь Джета, по его собственным словам, самого симпатичного в команде и при этом самого болтливого.
– Нам нужен такой план, чтобы им впредь неповадно было с нами связываться. Пригодятся любые идеи.
Между мной и ребятами возникает Эштин.
– Никаких идей у него нет. Правда, Дерек?
– Правда. – Ее триумф длится недолго. – Но я буду думать.
– Нет, не будешь, – протестует Эштин.
– Прекрасно. Сообщи, если что придумаешь, – одобряют члены команды.
Эштин, с презрением взглянув на меня, хлопает каждого из друзей по плечу.
– Поговорим позже. Это внутренние дела команды. Вы, ребята, идите, тренируйтесь. Я чуть позже подойду.
Когда они уходят, Эштин, облокотившись на стол, склоняет лицо ко мне. Вот зачем Джет вспомнил ее грудь – сейчас, когда она буквально лежит на столе, мне хорошо виден розовый кружевной лифчик.
– Ты, наверное, подумал, что меня нужно спасать. – Мне тяжело дается смысл слов, все из-за лифчика. – Не нужно. Хотя я и благодарна тебе за помощь в уборке двора, но могла совершенно спокойно сделать это сама.
Я беру ноутбук в руки:
– Не собираюсь я тебя спасать.
– Тогда, ковбой, что ты собираешься делать? – продолжает она. – Надоедать мне?
– Ничего я делать не собираюсь, – говорю я. – С самого приезда у меня уходит слишком много времени на то, чтобы надоедать тебе, и ни на что больше,
