Народ Великого духа - страница 2
Выслушав перевод моих речей из уст отца Бонифация и молодого воина Виктора, Сергий ап Петр не раскричался, не затопал ногами, а лишь сухо кивнул и сказал что-то леди Ляле на своем языке. Явно это было какое-то поручение, потому что та вручила свое дитя одной из темнокожих служанок-наложниц, после чего широко, по-мужски, зашагала в сторону их корабля. Я не устаю удивляться этой молодой женщине. Иногда она предстает самим воплощением нежности, женственности и материнской любви, а лик ее, склонившейся над сыном, подобен лику Мадонны, светло улыбающейся младенцу-Христу. А порой, вот как сейчас, она является воплощением собранности и деловитости, и ее жесткости может позавидовать даже такая опытная хозяйка как я.
Некоторое время спустя леди Ляля вернулась вместе со вторым молодым воином по имени Гуг. Этот молодой мужчина (именно мужчина, а не юноша, потому что у него имелась жена леди Люсия), в одной руке легко, как прутик, нес свой рожон, а в другой у него имелось нечто вроде складной ручной баллисты. По крайней мере, на лук это изделие сумасшедшего ремесленника походило весьма отдаленно. Вторая такая штука была в руке у леди Ляли, а через плечо у нее висели тула[2] со стрелами и еще одна гром-палка – немного иного вида, чем та, которую носит Сергий ап Петр. Гуг отдал свой лук-баллисту своему товарищу Виктору и поудобнее перехватил свое великанское копье, и после этого Сергий ап Петр отвесил мне изысканный поклон, сказав, что просит прощения за ту недоработку, когда члены моей фамилии, уже став его людьми, были вынуждены питаться одной рыбой. И хоть с овощами в начале лета у них еще не особо хорошо, а крупы – это вообще задача нескольких последующих лет, но свежее оленье мясо на пропитание моим людям он гарантирует прямо сейчас. Для этого он просит послать с ними кого-нибудь из наших людей вместе с возом и упряжкой быков для перевозки добытого мяса.
Закончив переводить слова своего князя, молодой воин Виктор добавил от себя, что нам всем необычайно повезло, поскольку в мире нет лучшего сюзерена, чем Сергий ап Петр. И что нужно было сразу сказать ему, что у нашей фамилии проблема с едой – тогда мы уже два дня питались бы свежей жирной олениной. Этот человек настолько благороден, что сразу после окончания битвы начинает заботиться даже о семьях побежденных врагов – и потом, по прошествии недолгого времени, они непременно становятся его лучшими друзьями. Когда мы прибудем к их главному поселению, то сможем увидеть женщин из клана Волка, мужчины которого подверглись полному уничтожению за попытку нападения на людей народа Сергия ап Петра. Но когда закончилась битва, никто этих женщин не перебил, не подверг насилию и не обратил в рабство. Несмотря на то, что впереди была суровая местная зима, о них позаботились, выделили угол у огня и порцию хорошей еды – и теперь у князя Сергия ап Петра нет более преданных подданных, чем вчерашние Волчицы. А ведь у нас здесь даже не было битвы, и мы никогда не стояли в строю против строя его воинов – а потому его щедрое сердце будет делиться с нами не задумываясь. Ведь мы – все равно что сироты, которых следует подобрать, накормить и обогреть, а не подвергать насилию.
Закончив переводить речь Виктора, спевшего такой замечательный панегирик своему князю (значительно более многословный, чем его собственные слова), отец Бонифаций добавил, что будет счастлив бросать зерна истинной веры[3] в почву, так тщательно вспаханную и унавоженную князем Сергием ап Петром. Тут не то что какое-то одно зерно принесет плод сторичный – нет, все благие слова-зерна полыхнут невиданным урожаем людей, обращенных лицом к добру и свету.
На эти его восторженные слова я сухо ответила, что сейчас меня больше волнует не обращение в истинную веру абстрактных дикарей, которых я пока знать не знаю, а только благополучие моей фамилии, в которую, наряду с прочими, входит и сам отец Бонифаций. А особо тяжко мне потому, что я сама не дала моему князю полного отчета о состоянии дел в клане Рохан. Побоялась показаться жалобщицей и заработала упрек за то, что держала моего господина в неведении. По форме слова князя были извинениями старшего (сюзерена и родителя, якобы не выполнившего свои обязанности) перед младшим, а по сути – эти слова князя все же прозвучали как настоящий упрек…