Санубар как будто ждала этих слов. Снова стала целовать его лицо.
- Ты всегда будешь со мной! - она высвободилась из его объятий и взглянула на него мокрыми от слез глазами.
- Конечно!
- Ты никогда в жизни не допустишь, чтобы я осталась одна?
- Конечно!
- Ты будешь приходить ко мне каждый день! Я всегда буду сидеть и ждать тебя!
Она потянула его к дивану, усадила рядом, взяла его руку и прижала к груди. У него опять упало сердце, перехватило дыхание. Санубар была так бледна и дрожала, что ему показалось, что она может сейчас умереть...
Так они сидели, прижавшись друг к другу. Потом она вдруг спросила:
- Когда ты думаешь, ты думаешь по-русски?
- И по-русски, и по-азербайджански.
- Нет, ты всегда по-русски думаешь, я знаю, говоришь по-азербайджански, но думаешь по-русски, - Санубар рассмеялась. - Когда я читаю по-русски, я понимаю с трудом.. Ты будешь читать романы по-русски, а потом по-азербайджански мне рассказывать, да?
- Ты странная!
- Будешь рассказывать, да?
- Буду.
- Хочешь, приготовлю тебе что-нибудь поесть?
Он ничего не ел с утра, но только теперь осознал, что голоден. Слова Санубар прозвучали странно: такое он слышал только от матери. "Что ты будешь есть, скажи, я приготовлю". Он понял, что иногда думал о Санубар как о матери, впрочем, не иногда, а всегда. Эта мысль поразила его.
- Сейчас я тебе приготовлю.
Санубар вытащила из-под подоконника коробку с картошкой, выбрала оттуда несколько картофелин, две головки лука, быстро все почистила и порезала и, налив в сковородку подсолнечного масла, поставила на огонь. Скоро вся комната заполнилась шипением.
Он достал вторую сигарету, наклонился к керосинке и прикурил от огня. Глубоко вдыхая дым и глядя на Санубар, хлопочущую над сковородкой, он почувствовал себя счастливым. Он встал, поболтался по комнате - их комнате! остановился возле керосинки и провел губами по волосам Санубар.
* * *
Он лежал на кровати, заложив руки за голову. В соседней комнате раздавался храп отца. И мать уже спала, и брат, и бабушка, а он не мог заснуть. Только он закрывал глаза, как появлялась Санубар. Она жарила картошку на подсолнечном масле и иногда взглядывала на него. Никогда еще их встреча не была такой нежной. И Санубар, наверное, лежит сейчас на диване, завернувшись в свое цветастое одеяло, и думает о нем.
Они никогда не говорили о своей будущей совместной жизни. Если он заводил разговор об этом, Санубар начинала смеяться, и он тут же менял тему. А сегодня она первая спросила его:
- Ты рано будешь приходить с работы?
Он сначала не понял, но потом радостно закивал: "Конечно! Конечно!"
- Я заранее поставлю воду, и, когда ты придешь, она будет уже готова говорила Санубар. - И мы будем мыть тебе голову, и я подам тебе чистое полотенце...
Он все кивал: слов у него не хватало.
- А если ты простудишься, я поставлю тебе банки...
...Утром в школе ребята сказали, что завуч видел их вчера на первом уроке - его и Вовку. Вовка ужасно перепугался, а он не обратил внимания на это сообщение: ему теперь было все равно, он ничего не боялся, он только ждал, когда пройдут два дня, и мать Санубар вновь отправится в поездку.
Дома мама спросила его:
- Что с тобой, ты какой-то не такой?! И он, глядя ей в лицо, сказал:
- А что со мной может случиться?
Он никогда не ходил в школу Санубар. Обычно они встречались во дворе и, поговорив, расходились. Они ни разу не прошлись по улице вместе, они даже в кино не ходили. Однажды Санубар сказала:
- Я знаю, ты стыдишься меня, стыдишься показываться со мной на людях. Я тебе не пара.
И он покраснел.
Позже он много раз приглашал ее, но она отказываюсь. "Давай лучше посидим здесь, - говорила Санубар, - нам и здесь хорошо".
Сегодня он прождал ее в школьном дворе полдня, но она не пришла.
...Как только мать Санубар вышла из ворот, он, прижимаясь к забору мечети, скользнул за угол и остановился. Из окошка минарета свесилась голова усача:
- Ну что, опять пришел?
Вместо ответа он почему-то помахал усачу рукой: все в порядке, мол, добрый день. Усач сначала не понял, но потом помахал тоже: "Добрый день", улыбнулся понимающе и исчез.
