Она помнит, как изменился старик в лице, как сухо промолвил: "Мы говорим на разных языках". И, сдержанно поклонившись, покинул шатер...
... Почему ей вспомнился этот разговор сейчас, в напряженный, решающий час, накануне битвы? Может быть, воспоминание о старике - некий знак, предостереженье?..
Вскоре явился Мирза Салман. Чуть погодя предстали эмиры. Кто одетый наспех, кто полусонный, кто с осоловелым от недавнего кутежа взглядом... Никто не ожидал спешных сборов, потому позволили себе расслабиться.
Даже визирь Мирза Салман был застигнут врасплох и пребывал в недоумении.
Мехрдар Шахрух-хан гадал: "Что это стряслось? Или кто-то провинился?"
От внимания матери не ускользнуло, что шахзаде выглядел бледным и сонным.
Но она взяла себя в руки, подавив материнскую жалость.
-Почтенные эмиры! Неприятель подошел к нам и окопался в полуверсте. Лазутчики донесли: на рассвете они собираются внезапно напасть. Вооружены до зубов. Потому и созвала вас.
Эмир-хан Туркман подивился: "Господь, похоже, по ошибке сотворил ее женщиной. Она узнает о неприятеле раньше нас..."
Мирза Салман хлопал глазами: "Какой же лазутчик ей донес, не уведомив меня?"
Сафигулу-хан Баят, Салех-хан Гаджар, Рза-хан Шахсеван - все остальные не могли скрыть растерянности, удивления и невольного одобрения; те, кто скептически воспринимал ее верховенство в военных делах, испытывали смущение.
Шахбану, казалось, читала их мысли, исподволь наблюдая за ними с насмешливым презрением.
-Я предлагаю: упредить неприятеля. Ударить ночью, немедля, восхода, как только покажется звезда карван-гыран... Все будет зависеть от скрытности передвижения и внезапности удара.
По рядам пронесся невнятный гул.
-Дельно...
-Мерхаба1, Мехти-Улия!..
-Лучше не придумаешь...
Шахбану недосуг было выслушивать слова хвалы. Определили направление передвижения.
-Итак, решено. Успех зависит всецело от вашей бдительности и быстроты.
Эмиры покинули шатер.
Шахбану и сын остались с глазу на глаз.
Он подошел к матери, поцеловал ей руку.
-Мать... прости... но отец говорил, что нападать ночью - грех...
-Беру на себя этот грех! Иного не дано. Вражьи силы велики... Борьба предстоит долгая... Я не могу позволить, чтобы вы, молодые, шли попросту на убой. Сражаться надо с умом... Ступай, готовься к битве, не отставай от соратников. Помни о чести! Об имени отца и матери!
Эти слова произносили уста воительницы. А сердце матери исходило болью...
Окрест шатра перешептывались воины, готовившиеся к ночной вылазке.
-Ну и женщина...
-Ты о ком?
-О божьем наказании...
-Ты о шахбану? Она, знаешь, сотню игитов за пояс заткнет... И не таких, как ты.
-Да ну! Мне не по нутру, чтоб бабуня меня воевать учила... Приказы отдавала... Сам знаю, как бить врага. И сил не занимать, и меч в порядке.
-Она не бабуня, а шахбану...
-Да меня соплеменники на смех поднимут. Скажут, для чего ты носишь папаху - чтоб тобой юбка командовала?.. - Ретивый вояка, зыркнув по сторонам, понизил голос. - Будь воля моя - шкуру бы содрал...
-А после шахинхах - с тебя...
-Кишка тонка! Ему и самому, видать, обрыдло самоуправство этой фурии.
Собеседников насторожил какой-то шорох.
-Тсс... здесь и земля с ушами... Тебе это может дорого обойтись... Найдется стукач - пойдешь на плаху...
-Черта с два! Столько племен на нее зуб имеют. - И, снова шепотом: Ты не слышал, что говорят о ней?
-Что именно?
-Она, говорят, ни женщина, ни мужчина. Хи-хи... Двуполая... Мужлатка...
Сотоварищ хмыкнул:
-Тьфу на тебя! А как же тогда она четверых нарожала?..
Неприятель был начеку - ведь сам готовился к атаке. Так что внезапный ночной бросок - на опережение - не был бы столь уж большой неожиданностью для готового к бою врага.
Была поздняя осень. Молодая луна взошла кстати - для обеих сторон, в непроглядной ночи, как это не раз случалось, сражавшиеся били по ошибке и своих.
Гызылбаши ринулись вперед. Разгорелся бой. Рубка была немилосердная.
Горизонт наливался багровой полосой зари. Взошедшее солнце высветило поле брани, усеянное телами павших, покрытое алыми пятнами еще не остывшей крови... Кровавый цветник...