— Откуда нам знать — может, и тверичи того… — проворчал Буланов.
— Ты сам-то в это веришь? — иронично хмыкнул Сангре. — Историю пишут победители, и если б со стороны тверичей была замечена хоть какая-нибудь пакость, Москва бы ее расписала с своих летописях в стихах и красках. Нет, я, конечно, отечественную историю в Академии на четверку сдал, в отличие от тебя, да и та, если честно, незаслуженная, но в своем розовом беспортошном детстве мне довелось читывать в разных исторических книжках за потомство Ивана Калиты и его самого. И мой вывод категоричен: нашей прекрасной стране всё время не везло с государством.
— В смысле?
— В смысле, с руководством. То на троне полудурки припадочные с пятнадцатью женами под мышкой, то столь рьяные любители подглядывать за жизнь в Европе, что аж специально дыры в стенах для форточек ковыряют, откуда потом все время нездоровые сквозняки несутся, то вообще вечно пьяные идиоты, оркестрами дирижирующие, а в перерывах между пьянками оружие всякой мрази раздающие, после чего кое-кому…
Он неожиданно помрачнел и резко осекся, отвернув лицо в сторону. Улан вздохнул, понимая, что именно вспомнилось Петру — последняя командировка на юга майора Михаила Сангре закончилась трагично, и на память об отце у его друга остались лишь семейный фотоальбом и несколько боевых наград. Последнюю из них — орден Мужества — вручили уже сыну, ибо посмертно.
Однако Петр довольно быстро взял себя в руки и продолжил:
— А ведь все пошло с нынешних шлимазлов. И что уж там спрашивать об их отношении к населению страны, когда они своих родных братьев нещадно гнобили — кого голодом уморят, кого… Да, кстати, — встрепенулся он, резко меняя тему, — напомни-ка мне, хоть раз при осаде врагами их столицы московские князья, начиная с Дмитрия Донского, вставали на стены вместе со своим народом? Да ладно стены, но они ж и в Москве не оставались, постоянно удирая куда глаза глядят.
Улан почесал в затылке, подыскивая опровержение. Сангре терпеливо ждал и торжествующе улыбнулся, услышав от друга растерянный ответ:
— А знаешь, я и правда не припомню ни одного случая, чтобы… Но-о… им же рати для обороны страны собирать требовалось.
Петр иронично крякнул:
— Ой, только не надо меня лечить! Ты сам-то веришь в эту детсадовскую отмазку? Да со сбором войска любой воевода справился бы. Наоборот, народ вдвое, а то и втрое быстрее собрался бы на выручку, узнав, что их князь или царь героически кукует на стенах столицы и весь израненный, потеряв три руки и четыре ноги, все равно не собирается сдаваться, день и ночь грызет гнусных врагов зубами и впрыскивает им в кровь ядовитую от лютой ненависти слюну. Не-ет, дружище, шкуру они свою любимую спасали и ничего больше. Короче, не желаю я за этих трусливых татарских холуев подписываться, и баста! — Улан хотел возразить, но Петр властно протянул в его сторону руку. — Ша, дядя, я еще не изъяснился за тверских князей. Так вот навряд ли Михаил рванул бы без оглядки из Твери во время ее осады врагами. И его сыновья тоже.
— Почему ты так уверен?
— А я на днях имел беседу со старостой. Мужик опытный, пожил немало, повидал всякое, в том числе и татарскую Дюденеву рать. Была такая, лет двадцать назад. Между прочим, привел их на Русь один из сыновей Александра Невского, а по совместительству родной дядя этого Юрия. Разборки он с родным братцем учинял вот и позвал басурман на подмогу, умник хренов. Ну они и рады стараться, явились — не запылились. И единственное не пострадавшее в то время княжество — Тверское, потому что Михаил выставил на границу войско и сам встал во главе его. Прямо как в песне: на смертный бой, с татарской силой темною…, — он осекся и потер лоб, задумчиво протянув: — Как в песне… А что — мысль неплохая.
— Так что дальше-то? — перебил Улан.
Петр вопросительно уставился на друга. Тот повторил.
— Да ихняя Дюденя почуяла, что настрой у пацанов не детский, почесала репу и сказала, что притомилась и вообще подзадержалась в гостях, пора и по домам. То есть одна, пускай бескровная победа над регулярным татарским войском в активе тверичей имеется.
