Наковальня неизбежности - страница 17

На самом деле он действительно ошибался. Неправильно всё. Годы плохой кармы, заработанной путем обмана бедняг-курсантов и завлечением их в пехоту, неожиданно нагнали его. Дух-хранитель пытался предупредить, но было поздно.

Вечный баланс добра и зла, честности и вины, поощрения и наказания сейчас выравнивался. Тщательно продуманное введение в армию женщин-офицеров, для секретарской и канцелярской работы, в штабы и административные отделы столкнулось с рифами непредсказуемых опасностей. Так, среди форм, заполненных с указанием ВУС 11Б (Лёгкая пехота), попали все четыре, заполненные девушками-курсантами.

Он не знал, что напугало его больше. Масса русских сил как таковая, или что их ничуть не заботило, что он видит их численность. В договорённом месте они встретили его "Кюбельваген" и он пересел в ожидавший джип. Его повезли прямо через порядки войск, да какие! Орда танков. Т-44[22], часть с 85-мм орудиями, часть со 100-мм новыми. Более старые Т-34-85. Истребители танков СУ-100 с дальномерами на рубке.[23] Пехотные бронетранспортеры, со следами американских опознавательных знаков, счищенных и заменённых русскими. Пусть американцы уезжают, их техника остаётся. И как всегда, где русская армия, там её бог войны – артиллерия. Орудия стояли плотно, колесо к колесу. Русские применяли их не так ловко и точно, как американцы, но выдавали всесокрушающую плотность огня. Фельдмаршал Роммель с ненавистью проводил взглядом ряды гаубиц.

Штаб находился в рубленом доме. Больше флигеля, но меньше особняка. Скорее всего, жильё богатого крестьянина или лесника. Русские провели его внутрь, глаза несколько секунд привыкали к более тусклому слабому освещению. Не узнать того, кто сидел за столом, было невозможно. Яркий красавец, источающий магнетическое очарование. Русский маршал Константин Рокоссовский считался неотразимым сердцеедом. Роммель слышал, что однажды Берия принёс вождю длинный перечень его похождений и спросил: "Что делать будем?". Сталин ответил: "Завидовать будем"[24]. Увидев вошедшего немца, он встал.

— Маршал Константин Рокоссовский, командир Второго Карельского фронта русской армии.

Эрвин поразился. Он ожидал грубости, в лучшем случае холодного приёма. Надлежащая воинская вежливость стала неожиданной и он инстинктивно ответил тем же.

— Фельдмаршал Эрвин Роммель, командир армейской группы "Висла" немецкой армии.

Рокоссовский показал на стол. Когда оба устроились поудобнее, он внимательно посмотрел на немца.

— Немецкая армия, говорите? Не президент независимого государства Восточная Подхалимия?

Роммель ответил таким же взглядом.

— Маршал, я немецкий солдат, а не бандит. И до сих пор офицер.

Рокоссовский кивнул.

— Тогда, полагаю, как немецкий офицер, вы понимаете, что означает приказ о безоговорочной сдаче?

Роммель ответил, вынув из кобуры пистолет. Он почувствовал, как насторожились охранники, и продолжил движение медленно. Вынул магазин, включил предохранитель и показал пустой патронник. Пистолет лёг на стол. В комнате стало очень тихо.

Рокоссовский взял "Парабеллум" и рассмотрел его.

— Даже с именной гравировкой… Добавлю к своей коллекции.

— Победителю достаётся всё.

Рядом возникло движение. Женщина поставила на стол две бутылки, одну с водкой, другую со шнапсом, и две маленькие рюмки. Наполнила их и исчезла в тени. Роммель перехватил взгляд, которым она обменялась с маршалом. Очевидно, одна из его подруг.

— За мир.

Они взяли рюмки, выпили. У Роммеля перехватило дыхание. Теперь – самое сложное.

— Как приказано, я сдаю вам армейскую группу "Висла". Безоговорочно. Но капитуляция как таковая это одно, а причина, почему я на неё согласился, совсем другое. Слишком много было убийств. Давайте перестанем впустую тратить жизни на закончившейся войне. Мы обязаны людям, которые сражались за нас, и договариваемся о сдаче ради того, чтобы не потерять ещё больше. Но чтобы этого достичь, у моих солдат должно быть что-то ощутимое. Надежда обрести дом.

— Что заставляет вас думать, будто у них есть куда возвращаться? Вы знаете, что американцы сделали с Германией?