Георгий Димитров сел на свое место рядом с депутатом-коммунистом Ламби Кандевым.
— Приступаем к рассмотрению бюджета, — раздался голос толстого председательствующего. — Как известно, бюджет был возвращен…
Задремавший было старичок, что сидел возле председательствующего, встрепенулся и приставил ладонь к уху, чтобы лучше слышать, что стало с бюджетом…
— Кто просит слова? — обратился председательствующий прежде всего к своим единомышленникам, которые любили запускать руку в общественную казну и которым теперь как раз следовало бы пустить пыль в глаза людей. Но никто из них не поднял руки.
Тогда налитые кровью глаза толстошеего остановились на коммунистах.
— Пусть сначала выскажутся старые деятели, — заметил Мулетаров.
— Должен ли я считать, что никто не просит слова?
Тут встал Георгий Димитров.
— Я прошу слова! — сказал он, и по залу словно пробежал электрический ток. Димитров оперся руками о стол, посмотрел в сторону открытого окна, привел в порядок свои мысли. Они выстроились, как солдаты, готовые в любой момент броситься в атаку. Потом он посмотрел на председательствующего. Толстошеий с ненавистью встретил его взгляд, а Калинков, который собирался предать его полиции, отвел глаза и съежился в кресле.
Присутствовавшая в зале публика зашумела, но как только Георгий Димитров повернулся лицом к ней и его блестящие глаза встретились с глазами рабочих, сразу же притихла. Грузчик толкнул локтем своего соседа и, не поворачивая головы, сказал:
— Сейчас начнет. Я его знаю. На первомайской демонстрации вместе шли во главе колонны. Прокладывали путь другим. Полицейские на нас с винтовками, а мы на них с кулаками и все равно пробились. Он такой — ни в грош не ставит полицию.
— Кто это там разговаривает? — рявкнул председательствующий и нажал кнопку звонка. — Ты, с веревкой, или прекратишь разговоры, или я вышвырну тебя из зала!
— А ну-ка, попробуй! — ответил грузчик и добродушно улыбнулся.
— Господа члены муниципального совета! — Георгий Димитров поднял руку и этим положил конец пререканию между председательствующим и грузчиком.
Все взоры обратились к нему.
— Начнем с заработной платы двух с половиной тысяч служащих муниципалитета. Заработок у них нищенский. Нечего удивляться, если в один прекрасный день работники трамваев и городской электросети скажут: «Хватит с нас! Не хотим работать за гроши! А вы, господа члены муниципального совета, делайте, что хотите!»
— Правильно! — робко подтвердил один подметальщик, но, заметив, что толстошеий ищет его глазами, постарался спрятаться за широкой спиной грузчика.
Папазов опять нажал кнопку звонка. Дребезжащие тревожные звуки вырвались через открытое окно на улицу и заглохли в зелени ближайшего сквера. Снова воцарилась тишина. Слегка поскрипывали деревянные скамейки.
Димитров продолжал свою речь. Он рассказал слушателям о том, что представляет собой муниципалитет в городах и селах и во что хочет превратить его коммунистическая партия. Депутаты от буржуазных партий, приведших рабочий люд к полному обнищанию, с беспокойством слушали слова этого неукротимого человека. А он бил прямо в цель, без промаха.
Старичок, перед этим дремавший, сидел с опущенными веками, но мысль его лихорадочно работала: «В один прекрасный день этот Димитров поведет голытьбу на банки, и наши сейфы опустеют. Нужно отнять у Стамболийского бразды правления… Что это он несет?»
— …Расходы по содержанию муниципального аппарата должны лечь на плечи имущих классов. А трудящиеся массы нужно освободить от всяких налогов! — говорил Георгий Димитров.
«Погоди, как надену на тебя наручники и поведу в Дирекцию полиции, так увидишь, что значит облагать имущих налогами!» — думал Калинков, сверля его своими маленькими глазками.
— В Плевене, — обратился Димитров к сидящим на деревянных скамьях жителям столицы, — коммунистический совет решил обложить налогом всех состоятельных граждан. Тогда те потребовали референдума — чтобы народ высказался за или против. И стали раздавать подкупы. По триста левов давали тому, кто будет голосовать против коммунистов. Но народ нанес им сокрушительный удар. Имущий класс потерпел поражение.
