— Куда вы его ведете?
— Он только вчера вышел из тюрьмы!
— Пустите защитника народа!
— Освободите его!
— У-у-у-у! — прокатился над площадью угрожающий гул, похожий на вой разгулявшейся вьюги.
Димитров обвел взглядом огромную толпу людей, улыбнулся и снял кепку.
— Назад! — крикнули конвоиры и направили винтовки на толпу. Но никто не сдвинулся с места. Французские солдаты, патрулировавшие у вокзала, с изумлением наблюдали за тем, что происходит.
— Кого встречаете? — спросил один из них на ломаном болгарском языке.
— Георгия Димитрова, — ответило несколько голосов.
— Кто он такой?
— Большевик!
Французские солдаты переглянулись между собой, обменялись несколькими словами и поднялись на цыпочки, чтобы лучше видеть. Один из них юркнул в толпу, добрался до конвоиров и начал кричать:
— Vive les Soviets!
— Что кричит этот француз? — спросил командир конвоя.
— Требует, чтобы вы освободили арестованного!
— Кто здесь приказывает? — рявкнул командир.
— Народ! — ответили ему из передних рядов.
— Народ! — подхватила вся площадь.
В этот вечер героический народ вырвал своего любимого вождя из рук полиции. Допоздна гремели на улицах революционные песни.
Когда командующий оккупационными войсками генерал Кретьен узнал о большом митинге в Пернике и об участии его солдат в освобождении вождя коммунистов, он пришел в бешенство и немедленно распорядился прекратить освобождение болгарских военнопленных из Первой дивизии.
Димитров вернулся домой после полуночи, сел к огню и долго грел замерзшие руки. Сестры смотрели на него с восхищением: вот какой у них брат! Весь город встал на его защиту. Бабушка Парашкева журила его:
— И когда ты, наконец, угомонишься, сынок. Ведь только вчера из тюрьмы вышел. Сидел бы дома, в тепле. Больше никуда я тебя не пущу, слышишь? Обещай, что не будешь выходить из дома!
Георгий шутливо ответил:
— Ладно, мама, обещаю до утра никуда не выходить.
Я другой такой страны не знаю,
Где так вольно дышит человек!
Василий Лебедев-Кумач
Следователь военно-полевого суда закрыл папку, которую прислал ему прокурор, и нажал кнопку звонка. Дверь приотворилась, и в кабинет заглянула наголо остриженная солдатская голова.
— Немедленно вызови Дамаджанова!
— Слушаюсь, — отрывисто ответил дежурный и побежал вниз по лестнице, топая коваными сапогами.
Следователь вздохнул, встал со стула и начал застегивать китель. Тут дверь распахнулась, и на пороге появился Дамаджанов. Он был под мухой — из деревни ему прислали солидную бутыль с вином, и он уже успел приложиться к ней. Дамаджанов сделал шаг вперед, пошатнулся, щелкнул каблуками и пробормотал что-то несвязное.
— Ну как, арестовали? — спросил следователь, делая вид, что не замечает состояния караульного.
— Никак нет!
— Почему?
— Опять улизнул.
— Что, его не было в Народном собрании?
— Никак нет — был, и мы поджидали его у выхода. Я даже приказал Вуте заглянуть в зал. Он доложил, что Димитров стоит посередине зала, руками размахивает, ругает главного.
— Премьер-министра?
— Так точно.
— Чего это он разошелся?
— Мол, тот опорожнил сейфы Народного банка, отдал все золото американцам за несколько вагонов пшеницы. Не благодарить же, говорит, его за то, что залез в чужой карман и вытащил кошелек. А это правда, господин капитан?
— Не твоего ума дело. Ты должен был арестовать его и доставить сюда. Как вы могли упустить его?
— Не нашли. Когда депутаты выходили из Народного собрания, мы стояли у самых дверей. Другие вышли, а его не было…
— Подумай только, что ты плетешь. Сам ведь говоришь, что он был в зале и ругал премьер-министра?
— Так точно, ругал.
— Значит, он был там.
Караульный окончательно сбился с толку.
— Эх, Дамаджанов, Дамаджанов, опять ты нализался! Смотри — как бы не пришлось мне посадить тебя как раз накануне Нового года. — Следователь затянул потуже ремень. — Второго января, утром, Димитров должен быть здесь. Арестуешь его сегодня ночью! Окружишь дом, где он живет. Завтра Новый год. Меня здесь не будет. Я тоже человек и имею право встретить праздник. Карты достал?
— Так точно, достал! — ухмыльнулся Дамаджанов и вытащил колоду карт. — Вот, пожалуйста! А какое вино я получил! Послать вам на дом?