Очевидно, это имя ей действительно было известно и не вызывало особого восторга, потому что в следующий момент она грубо бросила:
— Уходите.
— Мне необходимо поговорить с вами о Мейвис, — мягко возразил я.
— Я уже все рассказала полиции. Проваливайте.
— Я вас не задержу, — пообещал я.
— Я не желаю ни с кем разговаривать.
— Чего это вы так боитесь? — поинтересовался я.
— Это после всего-то, что случилось с Мейвис?
— Не говорите глупостей. Я друг Эрнста Тессельмана и хочу задать вам несколько вопросов.
— Все равно я вам не открою.
— Ничего, я подожду здесь, — сказал я. — Рано или поздно вам придется выйти.
— Я позвоню в полицию.
— Тогда попросите к телефону Граймса, — посоветовал я. — Мы с ним давние приятели.
Глазок закрылся, и было слышно, как она нервно расхаживает по комнате. Я стоял, гадая, станет ли она на самом деле вызывать полицию или нет, и уже был готов пожалеть о том, что вообще связался с нервной цыпочкой. Терпеть не могу психованных женщин.
Через пару минут глазок открылся снова, и все тот же зрачок уставился на меня.
— Почему вы не уходите? — спросила она.
— Мне нужно сказать вам несколько слов.
— Тогда говорите через дверь.
— Как вам угодно, — сказал я. — Я совсем непритязателен, как видите. — Я достал из внутреннего кармана пиджака ручку и блокнот. — Мне нужны имена людей, тех, с кем Мейвис была знакома. Ее друзей и недругов.
— Кто вы такой?
— Я уже сказал — друг Эрнста Тессельмана.
— А почему вы интересуетесь Мейвис?
— Я ищу того, кто убил ее.
— Того наркомана?
— Нет. Он на такое не способен.
— А кто же тогда?
— Пока не знаю.
— С чего же вы взяли, что не наркоман ее убил?
— Потому что я говорил с ним и он сказал, что он этого не делал. А наркоманы никогда не лгут, это общеизвестный факт.
— Вы разговаривали с ним?
— Именно так.
— Так кто же вы такой?
— Друг Эрнста Тессельмана.
— А почему вы ищете убийцу?
— Мистер Тессельман просил меня об этом. Еще одна неточность, но соврать было гораздо проще и быстрее, чем пускаться в длинные, хотя и правдивые объяснения.
— А ему-то какое дело до этого?
— Он любил Мейвис.
— Как бы не так, — возразила она. — Эрнст Тессельман не любил никого, кроме самого себя. И своих рыбок, — мстительно добавила она после короткой паузы.
— Почему вы так говорите?
— Хочу и говорю.
— Может быть, вы все-таки позволите мне войти? — Вежливость и терпение с психопатками. — Вы сварите кофе, а потом мы могли бы сесть, как это принято у цивилизованных людей, и поговорить о наркоманах, и о рыбках, и о Эрнсте Тессельмане, и о Мейвис Сент-Пол, и о многих других интересных вещах.
— Не смешите меня, — фыркнула девица.
— Очень надо вас смешить, — ответил я. — Я, наоборот, чрезвычайно серьезен. Я только что вскарабкался на два длинных пролета крутой лестницы, накануне ночью спать мне почти не пришлось, так что сейчас мне больше всего хочется присесть.
На минуту она задумалась, а затем спросила:
— Вы вооружены?
— Конечно же нет. За кого вы меня принимаете?
— Расстегните пиджак, — велела она.
Я распахнул пиджак, показывая, что у меня нет кобуры под мышкой. Затем повернулся спиной и поднял полы так, чтобы она могла убедиться, что в заднем кармане брюк у меня тоже ничего нет. Снова повернувшись лицом к двери, я предложил:
— Хотите, чтобы я закатал брюки? А то вдруг у меня там нож.
— Приходится принимать меры предосторожности, — пояснила она. — После того, что случилось с Мейвис...
— Ну да, разумеется. Береженого Бог бережет. Дверной глазок снова закрылся, загремела цепочка, и дверь приоткрылась. С минуту она разглядывала меня, крепко держась за дверную ручку, желая, очевидно, убедиться в том, не попытаюсь ли я сразу наброситься на нее, и лишь затем отступила назад:
— Что ж, заходите.
И я вошел. Как это и принято в Гринвич-Виллидж, стены в длинной и узкой гостиной были окрашены в серый цвет, что делало комнату больше похожей на театральную декорацию, чем на обитаемое жилище. Все здесь было стандартно и донельзя банально. Нелепая замысловатая коряга украшала черный кофейный столик, отдаленно напоминавший японский. В центре одной из длинных стен висела современная картина, похожая на разбитый витраж. Низенький книжный шкаф, сооруженный из двенадцати полок, поставленных на необожженные кирпичи.