Это не просто сон, именно так и произошло однажды в действительности. Таков мой отец. Он всегда был ко мне строгим.
Возможно, в истории болезни записан и другой мой кошмар: ко мне в каюту являются мертвецы Туак и Рогов. Когда-то я приказал повесить их как бунтовщиков.
О других моих сновидениях доктору вряд ли известно.
– Расскажите о ваших кошмарах, – попросил доктор Тендрес.
– Они случаются редко.
– Вам пришлось повидать много смертей. Эту фразу доктор произнес бесстрастным голосом. Было непонятно, что он обо всем этом думает.
– Пришлось, – эхом повторил я. Это правда. Смертей я насмотрелся больше чем достаточно.
– Вы сильно переживаете, вспоминая прошлое?
– Вы имеете в виду убийства?
– Не только.
Я задумался. Что ему на это ответить?
– Знаете, я нарушил клятву, – промолвил я наконец.
– Это вас беспокоит?
– Беспокоит?! – возмутился я, приподнялся с кресла на колесиках, но боль тут же посадила меня обратно. Назвать мое страшное горе беспокойством! Как этот еретик осмелился употребить такое легкомысленное словечко?!
Клятва – священна! Так учил меня отец. Клятва – это обещание самому Господу Богу. А я ее нарушил. Никто меня не заставлял, я нарушил клятву по собственной воле. Я погубил свою душу, обрек ее на вечные муки в аду. Теперь меня не спасет ни раскаяние, ни епитимья, даже самая жестокая. Моя жизнь превратилась в ожидание ада.
Да, это меня беспокоит.
Даже если свершится чудо и всемилостивый Господь Бог простит меня, все равно я останусь человеком без чести, человеком, слово которого не стоит ломаного гроша, останусь корыстолюбцем.
– Ничего, я уже привык к этому, – ответил я доктору. Такие вещи он должен понимать без объяснений. А если не понимает, тогда нет смысла тратить слова. Все равно не поймет.
– Вы только на него посмотрите! Опять спит! Знакомый голос с подчеркнутым испанским акцентом вывел меня из дремы.
* * *
– Привет, Анни. Не коверкай язык, – по привычке проворчал я, хотя прекрасно знал, что она нарочно меня поддразнивает.
– Тебе уже лучше? – Она была прелестна в новом обтягивающем комбинезоне небесно-голубого цвета, хотя он, пожалуй, был ей все-таки тесноват. Анни стала модницей, изменила прическу.
– Да, лапочка, – ответил я и с болью вспомнил, что скоро нам придется расстаться. Она улетит на Окраину.
– Отлично. – В награду за мое хорошее поведение она чмокнула меня в лоб. Большего она себе не позволяла, чтобы ненароком не вызвать у меня проблемы с дыханием. Усевшись в кресло рядом с кроватью, Анни принялась весело щебетать:
– Я недавно прошвырнулась по магазинам. Смотри! – Она вывалила мне прямо на живот содержимое своей сумки.
Конечно, это были тряпки, вернее белье, как нижнее, так и верхнее. Легкое, тонкое, полупрозрачное, как паутина. Одним словом, синтетика, правда не обычная. Последний писк моды: этот материал меняет цвет, а порой и прозрачность в зависимости от состояния кожи, открывая и тело, и эмоции.
– Такое белье – не для меня, – проворчал я.
– Представляю тебя в этом на капитанском мостике! – хихикнула Анни.
Осторожно, превозмогая боль, я приподнялся. Этим утром мне разрешили часок погулять по коридорам. Усталость с тех пор еще не прошла. Я взял Анни за руку и снова лег. Стоило ли мстить Тремэну, если я потерял здоровье, корабль и хорошее отношение адмирала Де Марне?
Нельзя поддаваться слабости. Конечно, стоило. Сколько бед обрушилось на головы экипажа и пассажиров «Дерзкого», когда Тремэн бросил нас на произвол судьбы! Из-за Тремэна погиб Филип Таер, тараня космической шлюпкой чудище-рыбину. Я обязан был отомстить Тремэну.
– О чем задумался, Никки?
Ласковый голос Анни выдернул меня из тяжких воспоминаний.
– Просто так, лапочка, – улыбнулся я. – Все хорошо.
Я так долго сверлил юного лейтенанта взглядом, что бедняга задергался. Я отвернулся. За что же я на него злюсь? В конце концов, его вины в этом нет. Он всего лишь честно передал мне приказ. Из угла больничной палаты на меня тревожно смотрела Анни.
– Ладно, – проворчал я. – Куда меня направят?
– Пока вы будете на планете, сэр. В Сентралтауне. Больше Де Марне ничего не сказал.
Я еще раз перечитал приказ, прежде чем захлопнуть электронный блокнот: «Переведен в запас до полного выздоровления…». Что ж, придется пока поскучать. Сам виноват. А чего еще можно было после всего этого ожидать? Откажись я от мести – не пришлось бы мне проводить столько времени в госпитале, сдерживаясь из последних сил, чтобы не кашлять. От кашля может сместиться мое новое легкое. Особенно мне не понравилось в приказе следующее: «…и полного восстановления психики». Под приказом стояла подпись самого Джорджеса Де Марне.
