Через центральный вход в здание ворвались пять вооруженных человек в масках. Лазерами они сняли охрану и установили зажигательную бомбу в главной экспозиции – «Одежды жителей колоний всех времен, от Индии до Белладонны». Система пожаротушения и сигнализация были отключены.
Возможно, террористов спровоцировал на дальнейшие действия шум, или они сами намеревались продолжить кровопролитие. Так или иначе, но они забаррикадировались в центральном вестибюле и стали стрелять по всем без разбора посетителям и персоналу. Среди погибших оказались пятилетний мальчик и три монахини из Лахора.
Когда в отдалении завыли первые сирены, их главарь свистнул. Они выскочили на улицу, где и встретили героиню дня.
Ее звали Индира Рай. Работник музейной охраны, она засела за припаркованным грузовиком, ожидая подмоги. Когда террористы сбегали по ступенькам, женщина поднялась на ноги и хладнокровно открыла огонь. Она успела двоих убить и ранить еще одного, пока выстрелы не оборвали ее собственную жизнь. Оставшиеся террористы вскочили в поджидавшую их машину и скрылись.
Я выслушал страшный рассказ. Вестибюль между тем наполнился людьми. Прибыл лорд-мэр, вместе с ним – несколько полицейских чинов и местный член Генеральной Ассамблеи.
Я подкатил к стоявшим в ожидании журналистам и сделал короткое заявление, которое тут же было разослано по сетям. С Марком Тилницем, и без того уже отчаявшимся обеспечить мою безопасность, чуть ли не сделался припадок. Я понимал его опасения: мое прибытие сюда инкогнито уже не имело особого значения, так как о моем присутствии в Лондоне было объявлено на весь мир. С другой стороны, не прибыв сюда, я бы не смог продемонстрировать лондонцам свою поддержку.
Когда мы поднялись в здание, юного Бевина начало колотить, он весь побелел. Я немного пожалел, что ему пришлось увидеть такую сцену. Но все ж таки он готовился стать офицером, а на Флоте еще не такое бывает. Рано или поздно ему довелось бы увидеть смерть. Вид матроса, оказавшегося без скафандра в безвоздушном пространстве, не намного ужасен, чем резня в музее.
Поймав меня на слове, когда я сказал «хороший отель», Марк отвез нас в «Новый Дорчестер». Мы приземлились на верхней вертолетной площадке и спустились в вестибюль. По соображениям безопасности он заказал все три номера на свое имя, но меня немедленно узнали.
Возникла небольшая заминка – несомненно, нас пытались поселить в номера получше. Преисполненные благоговейного страха гардемарин и кадет тем временем осматривали разодетых служителей, блестящие перила, что прибыли сюда столетие назад из старого величественного особняка, покрытые расписными панелями стены. После этого нас препроводили в номер с тремя спальнями и четырьмя ванными; там и сям стояли корзиночки с фруктами и цветами. Я так устал, что едва дышал.
Что ж, я занимался делами ООН. Правительство оплатит мои счета.
Два часа я лежал на кровати, делая звонки. У погибшей охранницы осталась семья, и надо было позаботиться, чтобы они были всем обеспечены. Я связался с местной полицией – ее расследование надо было скоординировать с нашим, но служба безопасности ООН имела привычку не считаться с местными органами правопорядка, и тем это не очень нравилось.
В третий раз после гибели Алекса я позвонил Мойре Тамаровой. Настоятельно попросил ее приехать на следующий день вместе с сыном и дочерью в Вашингтон и погостить недельку в моей резиденции. Я едва знал жену Алекса, хотя, возможно, мы с Арлиной и могли бы немного ее утешить.
Как только я положил трубку, мне позвонил Джеренс Бранстэд:
– У вас все в порядке, господин Генеральный секретарь? Не нужен специальный вертолет? Сотрудники в помощь?
– Нет, и ты тоже не нужен.
– А этот отель – всем доступен?
Как обычно, я отключил изображение, но мог представить, что у него на лице.
– Хватит причитать.
– Сэр, ваше безрассудное поведение только играет на руку Валера. На днях он собирается поставить на голосование вопрос о вотуме недоверия вам.
– Пусть делает что хочет. Ты поэтому звонишь?
– Нет. Епископ Сэйтор хочет с вами встретиться. Я застонал:
– Снова эти патриархи? Так скоро?
