– Что ты говоришь, Алекс? – фактически поощрил я его продолжать.
– Наверное, и вы слышали кое-какие разговоры. О том, какая судьба ожидает Флот. Налаживание отношений с колониями. С этими неблагодарными отпрысками Земли, которые теперь вроде мусора. – Его глаза всматривались в маячивший вдали корпус корабля. – Господи, какая громадина.
– И как будет «Галактика»…
– О, просто наведываясь туда. Незаявленная угроза, но, ежели возникнет надобность… – Он сделал выразительный жест.
– И много таких разговоров?
– Достаточно. Мне не хотелось бы выступать в роли распространителя слухов. – Он выразительно крутнул кистью руки. – Всего лишь… мол, стали мы так зависеть от импорта… И ребята нервничают. – Он улыбнулся. – А у капитанов при долгих полетах столько времени для размышлений.
Я знал, что так оно и есть.
– Посмотрите, сэр, причальные камеры для катеров открыты. Корабль такой большой, что места для стоянки едва можно охватить глазом.
Я вместе с ним приник к иллюминатору. Арлина молча наблюдала за нами, ее лицо хранило бесстрастное выражение.
Пилот начал маневрировать и тормозить.
Скоро наш катер подлетел к причальной стойке. Наконец замки щелкнули, и массивная наружная крышка шлюза за нами закрылась. Мы немного подождали, пока давление нормализовалось. Обычно на всех кораблях имеется шлюз между причальной камерой и рабочим пространством, но здесь кому-то не захотелось держать пассажиров, как баранов, в шлюзе, если этого можно было избежать, поэтому причальная камера в норме сама наполнялась воздухом.
Мы выбрались наружу и вышли через люк в коридор третьего уровня.
– Смирно! – прогремел громкий голос. Двадцать два одетых с иголочки офицера замерли в строю. Капитан Стангер, возглавлявший их, отдал честь, как это принято в Академии. Против воли сердце мое забилось чаще.
– Вольно, джентльмены.
Стангер строевым шагом вышел вперед:
– Добро пожаловать на «Галактику», господин Генеральный секретарь.
– Благодарю вас.
Я осмотрелся. Все кольцевые коридоры на космических судах имеют дугообразную форму, но «Галактика» даже отдаленно не напоминала ни один из виденных мною прежде кораблей. Ее диски были намного шире, чем можно было ожидать, и это создавало ощущение необычной грандиозности и роскоши.
Глаза Арлины засверкали:
– Боже ты мой!
Ее благоговение было мне понятно. Обычно коридоры кораблей Флота красились в серый цвет, но здесь они были отделаны роскошными панелями под дерево е поразительным количеством витиеватых украшений. Иллюминаторы обрамлялись золотыми ободками.
Возмущенный, я опустил глаза. «Ковры? В коридорах на палубе?» Коридоры на других кораблях были выстелены панелями с заклепками. Всегда.
– Мы на третьем уровне, сэр. Это царство пассажиров. Уровень номер один самый большой – на таком вам еще не доводилось побывать.
Я зашаркал ногами по неприлично мягкому покрытию. Но через несколько мгновений расслабился настолько, что усмехнулся Арлине.
– Это что-то, ты не находишь? – Я почти перестал жалеть о расходах на постройку корабля.
– «Гибернии» рядом с ней было бы стыдно, – ввернул Алекс.
– Хм-м-м. – Преданность старому кораблю заставила меня нахмуриться.
Офицеры выглядели подозрительно молодо. Мои глаза забегали по их нашивкам в поисках знаков долгой службы.
– Господи, сколько же гардемаринов будут спать на здешних койках?
– Одиннадцать, сэр.
– И все в кают-компании?
– Не совсем так. Мы назвали так одно помещение, но оно делится на две части.
У первого гардемарина было бы полно забот, даже если б «Галактика» была размером с те корабли, которые я знал раньше. В свое время я обнаружил, что даже три гардемарина в подчинении – серьезное испытание. А когда их десять…
– Кто у вас первый?
– Мистер Спик, шаг вперед.
Из строя вышел долговязый парень и отдал честь:
– Гардемарин Эдвин Спик, сэр.
Я взглянул на его знаки отличия. Шесть лет. Достаточно опыта. Но почему он все еще не лейтенант? Хотя шесть лет – в среднем не такой уж великий срок. Годом раньше, годом позже…
Капитан Стангер представил одного за другим своих лейтенантов, каждый из которых, казалось, горел желанием пожать мне руку. Интересно, сколько из них будут хвастаться таким рукопожатием, когда патриархи публично выскажут мне свое недоверие.
