– Спасибо, сэр.
Я поспешил по коридору.
Военно-космическая станция представляла собой район густо застроенного нового города, расположенного рядом со старой частью Лунаполиса. На станции были две главные улицы, своего рода огромные коридоры, протянувшиеся сквозь нагромождения жилых и административных зданий, солдатских казарм и офицерских общежитии. Эта станция в Лунаполисе была второй по величине после Лунной Академии, расположенной на обратной стороне Луны. Земная Академия на Военно-космической базе около Дувра по сравнению с этими двумя станциями казалась совсем маленькой.
Словно в тумане, брел я по главной улице-коридору, рассеянно отдавая честь попадавшимся навстречу офицерам. Гардемарины и лейтенанты почтительно уступали мне дорогу. Время от времени меня останавливали равные по званию командиры, о чем-то спрашивали. Я несразу понял, что им просто хотелось поговорить со мной под любым предлогом. Они таращились на меня, жали руку, старались дотронуться.
Наконец я добрался до конца коридора, вошел в комнату ожидания, где было полно народу, и робко спросил:
– Простите, есть здесь мистер… Отец поднялся мне навстречу. Как сильно он постарел с того момента, как мы последний раз виделись!
– Отец? – прошептал я.
– Николас. – Он медленно подошел ко мне, провел ладонью по моей обожженной щеке. – Сильно тебе досталось!
– Было дело.
– Мне рассказывали. Жаль, что погибла твоя семья. Жена была такая красавица! А ребенка я так и не видел. Может быть, Господь смилостивится над ними.
– Спасибо, отец.
– Я читал о тебе. – Он едва заметно улыбнулся, что было для него редкостью. – Не проходит и дня, чтобы о тебе не писали. Многое, конечно, выдумывают.
– Еще бы. Воображаю, что они насочиняли. Мы не могли насмотреться друг на друга – ведь почти не встречались в последние годы.
– Ты возмужал, – произнес отец с уважением, смешанным с восхищением.
– Очень может быть.
– Мне скоро улетать. – Он посмотрел на часы. – Вечером.
– Можно сдать билет, отложить полет…
– Не стоит. Мы повидались, а сейчас я скажу тебе то, ради чего сюда прилетел. Ты выполнил свой долг, Николас. Фантазии журналистов не могли мне помешать понять это. Ты с честью выдержал выпавшие на твою долю испытания.
– Ты прилетел на Луну только для того, чтобы мне это сказать?
– Возможно, меня не будет в живых, когда ты вернешься из полета. Пути Господни неисповедимы. Я не мог откладывать. И решил сказать тебе об этом сейчас.
– Спасибо, сэр, – вымолвил я под шквалом нахлынувших на меня чувств.
– Теперь я могу спокойно возвратиться домой. Это место, – он махнул рукой, – не для меня.
– Отец, я нарушил клятву! – выпалил я.
– Николас! – Отец опустил голову, на лице его отразилась боль. – Ты погубил свою душу.
– Знаю.
Наступила гнетущая тишина. В голове вихрем пронеслись мучительные воспоминания: вот я, совсем еще юный, в кабинете командира Форби на планете Надежда роняю слезы из-за того, что моя клятва не позволяет мне стать командиром. Потом нарушаю приказ Тремэна выпороть Филипа. Шаг за шагом приближаюсь к пропасти, и нет мне спасения. Теперь душа будет вечно гореть ваду.
– Расскажи, как это произошло, – попросил отец.
И я поведал ему все без утайки. И о «Порции», и о «Дерзком». Ничего не приукрашивая, не оправдываясь, но и не беря на себя лишний груз вины, в чем не раз меня справедливо упрекала Аманда.
Я умолк, и снова наступила тягостная тишина. Теперь отец знал обо мне все.
– Клятва – это договор с Богом, – строго сказал он. – И если хоть однажды его нарушить, ничего исправить уже невозможно. Так я учил тебя. Ты проклят Богом и будешь навечно низвергнут в ад.
– Я знал это, отец, когда нарушал клятвы.
– Конечно, ведь я учил тебя только доброму. – Он горестно покачал головой. – Теперь я тоже должен проклясть тебя, так нас учили. Но знаешь, сын, мудрость Господа неисповедима и недоступна нашему разумению, милость его беспредельна Возможно, когда-нибудь он простит тебя. Я очень надеюсь на это. – Он обнял меня. – До свидания, Николас.
Я в отчаянии смотрел ему вслед. Как тогда, давно, когда он оставил меня за воротами Академии с тяжелой сумкой на плече и страхом в душе оттого, что я был вырван из-под отцовской опеки. Отец ни разу не оглянулся.
