Пусть спрашивает про наш язык. Мы будем говорить, а думать не надо.
- Как по-вашему брат?
- Это просто: карындаш.
Карандаш?
- Не так. Карындаш!
Темнота в ущелье, и надо за дровами, пока видно. От горячих углей уходить плохо. Спина сильно болит, я промочил ее под дождем и не просушил.
- Карындаш! - хорошо повторил инженер.
Дождь не идет, но и звезд нету. Вертолета не будет.
6. КОТЯ, ТУРИСТ
Умора, как я-то попал в эту историю, просто подохнуть можно со смеху. Иными словами, плачу и рыдаю...
Еще зимой мы с Бобом решили куда-нибудь дикарями. А куда, расскажите вы мне, можно в наше время податься?
- Дед, махнем в Рио! - с тоской собачьей говорил всю весну Боб. - А? Днем Копа Кабана, креолочки в песочке, вечером кабаре. Звучит, дед?
- Мысль, - соглашался я. - Ничего, Боб! Придет наше время.
А перед самым летом Боба осенило.
-Дед ! -толкует: он мне по телефону. - У нас тут звон идет насчет Горного Алтая. А? Тайга, горы, медведи, туда-сюда. Звучит, а?
Боб, иными словами Борька, работает в каком-то номерном институте. Что эта контора пишет, никто не знает, даже Боб, по-моему. Вокруг всего заведения китайская стена, за которой давятся от злости и грызут с голодухи свои цепи мощные волкодавы. Боб там программистом, какие-то кривые рисует, что ли.
Мы с детсада вместе. Потом Бобкин папа попробовал его изолировать в суворовском училище, да не вышло. Маман ощетинилась, и Боб снова стал цивильным мальчиком. Пошел, как все люди, в школу и попал в наш класс. Маман у него ничего, душа-женщина, а папа сугубый. Вояка, орденов целый погребок, на Бобкину куртку не помещаются. А в общем все это лажа...
- Боба, ты гений! - крикнул я в трубку. - Мы все давно мечтали сбежать от цивилизации. Понимаешь, голый человек на голой земле...
- Постой-ка, затормози! - перебил он меня. - А девочек мы там найдем?
- Мы? Не найдем? - неуверенно спросил я, хотя знал, как скоро и чисто умеет Боб эти дела обтяпывать, был бы объект-субъект. - Сибирячки, сообража?
- Да знаю я эту толстопятую породу! - заныл Боб. - Ну, лады. Выходи на плац, покалякаем.
Мы с Бобом живем в одном доме, и он до моего балкона может запросто доплюнуть, если хорошо рассчитает траекторию.
После школы я тоже не попал в институт, поступил на курсы иностранных языков. Иными словами, мы с Бобом не только соседи, но и кореши до гробовой доски, как говорят "дурные мальчики" на нашей Можайке. Правда, здесь, в Горном Алтае, я его и себя увидел в другом аспекте, меж нами пролегла трещина громадной величины - иными словами, пропасть, как пишут в романах. Французы вечно ловчат - шерше, мол, ля фам. В нашем случае женщина, конечно, была, но не только в ней дело, будь я проклят!
Приехали мы сюда не дикарями, а как честные члены профсоюза - в Бобкином институте горели ясным огнем две турпутевки, и мы на это дело купились.
"Сибирь - это хорошо!" - изрек мой папа и снабдил. У Боба тоже было прилично рупий, и потому все начиналось ажурно. Адье, Москва, бонжур, Сибирь! На вокзале маман даже слезу пустила, настолько далеко мы уезжали. Иными словами, в неизвестность...
Деревянненькая турбаза стояла на высоком берегу озера. Из него черпали воду и таскали в столовку. По озеру плавали щепки, а рядом, в деревне, весь берег был потоптан копытными животными.
- Коровы тоже пить хотят, - успокоил я Боба.
Во время обеда этот сноб подозвал официантку. Она была
здоровенная, в заляпанном переднике и дышала, как лошадь после заезда с гандикапом.
- Богиня, скажите, тарелка немытая? - спросил Боб.
- Сами вы немытые! - "Богиня" с ходу взяла в галоп. Боб скис. Да и скиснешь на столовском блюдаже и, кроме того, на безлюдье. Полторы калеки каких-то пенсионеров не в счет. Мне тоже тут было что-то не в дугу. На этой занюханной турбазе надо было загорать еще несколько дней, пока не наберется кодло для поездки по озеру. Вечером мы фланировали вокруг турбазы, и Боб ныл:
- Где горы? Это же не горы, а пупыри! Незаметно добрели до поселка лесорубов и у магазина употребили бутылку кислого.
- Отличный кальвадос! - прибодрился Боб.
- Мартини! - подтвердил я.
