Могу себе вообразить смятение Хелен, которая после той любовной сцены с Осмундом, проходившей в тишине гостиной, вдруг оказалась среди шума и гама, в невероятной, фантастически разряженной, пестрой компании.
Но и в тот момент все ее мысли были с Осмундом.
Единственное, о чем она подумала тогда, наблюдая это сборище, — это о том, что ей ни в коем случае нельзя бросать Осмунда. Она твердо решила быть с ним до самого конца.
Когда Хелен стало ясно, что Осмунд больше не в состоянии владеть собой, в ее сознании я отошел на второй план. Она переживала по отношению к нему то же, что я переживал по отношению к Хенчу: она понимала, что он потерял рассудок и потому беспомощен в этом мире, состоящем в массе своей из нормальных, здравомыслящих людей.
Так что простим ее, если она, выбежав на лестницу, поначалу решила, что не только ее муж, но и весь мир вслед за ним сошел с ума.
Вы должны помнить, что в отличие от меня — я-то уже был в курсе дела — она совершенно ничего не знала о вечеринке в квартире номер три у какого-то майора Эскота (понятия не имею, кто он такой). И естественно, она вовсе не была готова к тому, чтобы вдруг очутиться среди мифологических персонажей — древнегреческих богов и героев, которые к тому же успели изрядно наклюкаться, даже еще не добравшись до вечеринки.
Казалось, вся лестничная площадка была битком набита пациентами клиники для душевнобольных. Часть их дружной гурьбой проталкивалась вверх по лестнице, другие — вниз. Необъятных размеров мужчина, не имевший на себе, по мнению Хелен, ничего, кроме ночной сорочки, а на потной лысине — съехавший набок металлический венок из крашенных в ярко-зеленый цвет листьев, писклявым женским голосом выкрикивал:
— Поживее, девочки, мы опаздываем. Страшно опаздываем! Ужас как опаздываем!
Вокруг него, как мелкая рыбешка вокруг большого добродушного кита, вилась его свита, состоявшая из неопределенного количества разнополых существ, в числе которых были и бесполые. В этой группе также шествовали две дамы преклонного возраста, одетые по всем правилам в вечерние туалеты. Было заметно, что обе они сбиты с толку и чувствуют себя крайне неуверенно. Редкой красоты юноша с золотым ободком в волосах и в тунике, оставлявшей открытой большую часть его тела, возглавлял милую стайку поклонявшихся ему жриц.
Невысокий господин с моноклем, беспокойно озираясь по сторонам, упорно твердил одно и то же:
— Так где же все-таки квартира Эскота? Что за странность! Никак не можем найти квартиру Эскота!
К своему изумлению, Хелен обнаружила, что Осмунд и Пенджли, поглощенные толпой, уже приняты в веселую компанию и толкутся вместе со всеми. Она сразу же сообразила, что Пенджли намерен скрыться, воспользовавшись таким удобным случаем. И действительно, ему ничего не стоило улизнуть в любой момент. Осмунд не смог бы ничего поделать в этакой теснотище. Пенджли будет круглым дураком, если не сбежит, подумала Хелен. Она слышала, как кто-то его уговаривал:
— Все в порядке, дружище! Надо же выпить за его здоровье! Всем нам будут только рады.
Глянув в сторону Осмунда, она увидела, что его держит за руку здоровенный тип.
— Идемте, идемте, сэр, он будет счастлив вас видеть! Сегодня двери распахнуты для всех, нам всем по пути!
Да и сама Хелен мгновенно очутилась в гуще карнавала.
Рядом с ней возникла тощая, очень взвинченная молодая особа, которая так и вцепилась в нее:
— Где мой муж, а? Я вас спрашиваю! — Она была в негодовании. — Уж вы-то точно знаете!
— Мне очень жаль, но я не знаю, — ответила Хелен.
Молодая женщина всмотрелась в нее.
— Извините, — сказала она сердито, — я думала, вы Мэри Петч. Пойдемте со мной. Она куда-то делась вместе с моим мужем, я этого не потерплю.
Терзаемая тревогой и отчаянием, Хелен устремилась вперед. Ощущение нереальности всего происходившего, блуждания в каком-то странном лабиринте, владевшее ею с того момента, как она в тот вечер вернулась в квартиру, толкало ее все дальше. Если Осмунд с Пенджли застрянут на этом карнавале, то ей надо быть поблизости, решила она.
