Дылёвские парни заорали и, засучивая рукава, полезли на хамселовских. Те не выдержали натиска, бросились бежать в проулок. Только Мишка с Архипом не побежали, встав плечом к плечу, яростно отражали нападение.
Они медленно отступали в переулок. У Мишки капала кровь из разбитого носа.
— Бей их! Бей, чтоб не лезли к нашим девчатам! орал Василий.
— Бей, хлопцы! За нами магарыч! — вторил Алешка.
И тут из проулка выскочили вернувшиеся хамселовские парни. Началась общая потасовка. Дрались молча. Слышались только глухие удары, кряхтение да беспорядочный топот по подмёрзшей земле…
Дашка, крепко ухватив за руку подружку, смотрела на драку. Глаза её сияли, рот кривился в хищной усмешке.
— Хоть бы Алешку моего не изувечили, — прошептала она. — Пошли поближе, глянем кто кого?
В переулке они сразу натолкнулись на Алешку. Тот сидел на краю канавы, зажимая рот рукой. Дашке показалось, что он плачет. Она фыркнула. Подружка сердито прикрикнула:
— Ну чего ты насмехаешься? Радуешься, что из‑за тебя дерутся? Ведь Алешку Мишка чуть не укокошил. Тебя бы вот так саданули под ложечку, небось сразу бы ноги вытянула!
— Ну и нехай кочеты дерутся! Мне‑то што. — Дашка подбоченилась и расхохоталась. — Мне ни тот ни другой не нужен. А Алешка‑то ещё дитенок! Сидит в канавочке и плачет. Ха–ха–ха!
Ранним утром следующего дня атаманова жена, войдя в комнату спящих сыновей, всплеснула руками и побежала к мужу.
Атаман только что проснулся и с аппетитом зевал, часто крестя рот, чтобы не влетел нечистик.
— Ой, батька! — запричитала жена. — У натиего Васьки‑то вся морда избита.
— Это хорошо! — усмехнулся атаман. — Раз драться полез, значит, скоро женить надо. Значит, девку облюбовал. Казаку синяки да ссадины не в упрёк.
— А у Алешки тоже синяк под глазом…
— Ну и Алешка молодец! Небось за брата Уступился. Я, грешным делом, вчера сам чуть в кулачки не ввязался: кому‑то тоже здорово заехал по уху.
Атаман с удовольствием потянулся и повёл могучими плечами.
А позже, за завтраком, Колесников, его замужняя дочь и зять — всё весело подшучивали над заженихавшимися парнями.
…Совсем другой разговор вышел в семье Рябцевых.
Отец за завтраком хмуро разглядывал разукрашенное синяками лицо Мишки. Потом сердито стукнул деревянной ложкой по краю общей миски.
— Што это у тебя морда, как у кобеля, изодрана?
Сын поглядел на отца невинным взглядом и провёл рукой по лицу:
— Это, батя, в канаву я упал и акациями поцарапался. Вот, видишь, и занозы на руках.
И он послюнявил ладонь, показывая несуществующие колючки.
— Брешешь! Чего бы тебе в канаву валиться? Небось наломали тебе бока! С кем дрался?
— Ну, с атамановыми сынами, — признался Мишка.
— Сукин ты сын! С кем же ты связываешься? Хочешь, штоб твой батька опять в выборные не прошёл?
Мишка взял ложку и стал хлебать борщ.
— Ну, чего молчишь? — кипятился отец.
Мишка бросил есть, встал из‑за стола и набросил на одно плечо бекешу.
— Ты, батя, все о своём чине заботишься! Подумаешь, дело — быть выборным в правлении! Всё равно Атаман с участковым всем сами ворочают. А вы только бородами трясёте, как старые козлы.
— Молчи, паскудник! — взорвался отец. — Вот я тебе Сейчас за козла синяков добавлю!
— Добавляй! — пробурчал Мишка и вышел, хлопнув дверью.
Мать вступилась за сына:
— Чего ты напал на дитё? Может, он из‑за девки с кем подрался. Женить надо, и драться перестанет.
— А старшую‑то в девках, значит, оставлять? Сватов так никтр и не засылает, — вздохнул отец.
Дочь бросила ложку и запричитала сквозь слезы:
— Попрекаете! А кто виноват? У всех девок и юбки, и кофты, и полушалки новые. А я все в одном и том же наряде по всем праздникам.
Она заревела в голос, встала из‑за стола.
Отец тоже выскочил, торопливо надел тулуп и стал искать шапку.
Мать схватила рогач и стукнула им по полу:
— Все тебе не такие! Не житье с тобой, а каторга! У других и хозяйство как хозяйство, и дети обуты и одеты — не стыдно на люди показаться. А у нас хата валится, забор ветер подпирает, девке приданое не заготовлено, парню поклажи негде взять!
Она тоже заголосила. Отец поторопился уйти со двора.
В кухне у Ковалевых на печи лежал Архип, припоминая подробности драки. Эх! Как валились заносчивые казачата от его ударов. Но если дойдёт дело до атамана, могут быть неприятности. Ведь сыновьям атамана больше всех досталось именно от него.
