Митрий вспылил:
— Если этот сват пули из‑за угла не пошлёт, другому некому!
— А при чём тут дядя, при чём? — вспыхнула Нюра. И уже не помня себя от злости, закричала: — Наши Ковалевы не чета Заводновым!
Митька сжал кулаки:
— 3–замолчи…
— Рот не закроешь! Если хочешь знать, то дядя Микола зайцем под кустом в войну не сидел, а свою голову подставлял за казачество.
— Как же, слыхал! На кухне у полкового воевал! — криво усмехнулся Митрий.
— А хоть бы и так! А ты, а ты…
— Что я? — выкрикнул Митька и, сжав кулаки, шагнул к жене.
— Ну будя, будя! И так договорились — дальше некуда. Вот уж правду люди говорят, язык без костей, што хочет, то и лопочет!
Тарас встал между сыном и невесткой. Но разъярившаяся Нюра обрушилась и на него.
— Не ваше дело, батя, вмешиваться в нашу брань!
И тут в ссору вмешалась Клавдия. Она ядовито попрекнула:
— Ой, чтой‑то наша Нюрка совсем сбесилась. За контру болеть стала.
Нюрка, хлопнув дверью, бросилась в кладовку и до вечера не выходила оттуда.
По станице разнёсся слушок, что ночью Аркашкина банда собирается ограбить лавку потребительского общества. Этому можно было поверить, потому что осенние ночи были длинными и тёмными, а бандиты голодными.
Было решено к ночи усилить чоновские караулы и дозоры.
Митрий, вычистив винтовку и переодевшись, ждал момента, чтобы незаметно выскользнуть из дома: уж больно надоело ему слушать уговоры отца бросить ЧОН и ощущать неприязнь жены.
Когда уже стало темнеть и Нюра с Клавдией понесли в сарай тяжёлую лохань с помоями для свиней, а отец пошёл задать корм лошадям, Митька вскинул винтовку на плечо, пробрался в огород. Оттуда всего удобнее было незаметно уйти из дому.
Но Нюра следила за мужем. Она догнала его в конце огорода, у перелаза.
— Слышь, Мить… — озабоченно проговорила она. — Не ходи через мост.
— Почему?
— Прирежут еще…
— Кто?
Нюрка пожала плечами.
«Так! — подумал Митрий. — Днем она ходила к своим, к Ковалевым. Не иначе как дядька Микола решил пырнуть по–родственному! А ведь через этого губошлёпа можно прямую дорожку до банды нащупать».
Митрий схватил Нюру за руку и потянул назад, к дому.
— Ты чего! — рванулась Нюра.
— Идем, идём!
В горнице Митрий коротко приказал:
— Одевайся!
— Што? — удивилась Нюра.
— Говорю, одевайся!
— Тю! Ты што, осатанел? Так я на ночь глядя и пойду куда‑то!
— Да я ж тебя не к волкам зову! К твоим родителям в гости пойдём, у них и переночуем.
— Лугом пойдём? — спросила Нюра.
— Нет, станицей…
Нюра задумалась.
— Ну чего медлишь? Мне некогда ждать.
Митрий снял с вешалки юбку, кофту, разыскал платок и вытащил из‑за двери высокие жёлтые ботинки. Вошла мать. Она удивлённо взглянула на сына и невестку.
— Идем к тестю в гости, мамаша! — весело сказал Митрий. — Давно он меня звал!
— О господи, — охнула мать. — И чевой‑то вы на ночь глядя, среди недели в гости собрались?
Нюра, подняв на скамеечку ногу, с досадой дёргала длинные шнурки.
— И кто такую моду удумал? Уж такие высокие голенища, такие высокие, до полуночи не зашнуруешь…
Митька молча опустился на одно колено перед Нюрой, отобрал у неё шнурки и начал сам зашнуровывать ботинки. Нюра покраснела: её поразило и тронуло внимание мужа.
— Вот новость! Што я, Митя, сама без рук, што ли?
Вошла Клава и зашипела:
— Подумаешь, барыня! Муж её обувает. Прямо представление, хоть билеты продавай!
Нюрка сразу повеселела. Не отвечая золовке, она кокетливо попросила:
— Ты гляди, ухажёр, шнурки не оборви! Ишь, как туго затягиваешь.
Митька поднял голову, и за долгое время впервые они улыбнулись друг другу.
Нюра вскинула на плечо винтовку мужа.
— Как? Гожусь я, Митя, в чоновцы? — спросила она.
— Годишься! —ответил Митя, любуясь женой.
Старый Тарас долго смотрел им вслед.
— Ну вот, был один ЧОН, а теперь стало два! — сказал он жене. А потом решил: — Пошли вместе, слава богу! Нехай вдвоём бандитов ловють. А то сами не знают, чего бесятся, а нам кусок в горло не лезет. — И, помолчав, добавил: — Чую я, што Митьке нашему сейчас в первую голову надо бояться свата Миколки. Кажется мне, што Нюрка наша штой‑то знает… Ох, эти мне Ковалевы! Раньше по станице первыми людьми слыли, а теперь бояться их приходится.
